Партизанская война всегда имеет свои особенности. Ведь необходимо действовать в стане оккупанта. Поэтому тяжело, и даже невозможно соблюдать все законы и предписания военного времени. Руководство – далеко за линией фронта и представить не может, чем живут народные мстители. Неслучайно легендарный командир Сидор Артемович Ковпак шутил, что находится «на иждивении у Адольфа Гитлера!»: большую часть того, что было нужно украинским партизанам для обеспечения подрывной деятельности, они добывали у врага. Но суровые условия жизни и подстерегающие повсюду опасности вызывали то состояние, которое сегодня мы называем затянувшимся стрессом. Современные психологи были бы в ужасе, но другого выхода, кроме как запить сильнейшее внутреннее напряжение водкой, многие партизаны не видели.

Всем по сто

Война 1941-1945 годов привела к увеличению потребления алкоголя и в тылу, и на фронте.

Постановлением Госкомитета обороны от 22 августа 1941 года №562 было предписано: с 1 сентября всем военнослужащим передовой линии действующей армии выдавать в сутки по 100 граммов водки. В дальнейшем порядок выдачи водочного довольствия для Красной армии несколько раз менялся и уточнялся. Алкоголь становится далеко не последней составляющей военной политики СССР.

Стресс заставляет пить

Если пьянство негласно поддерживалось в регулярной армии, то что говорить о действующих вдали от руководства, в условиях постоянной опасности красных партизанах. В лесах спиртное было необходимо не только для снятия стресса, но и как антисептик, обезболивающее, для защиты от обморожения.

Сам уклад партизанской жизни располагал к употреблению спиртного. «Мужская компания, экстремальные условия жизни, физическое и психическое напряжение, несомненно, создавали для этого предпосылки, – говорит историк Ирина Якименко. – Это не афишировалось, но никогда особенно и не скрывалось. В воспоминаниях партизанских командиров нередко встречается описание случаев и ситуаций, в которых употребление алкоголя было понятным и даже желательным».

Боец Сумского партизанского соединения Радий Руднев (сын одного из партизанских командиров Семена Руднева) в письме к матери в январе 1943 года писал: «Насчет водки. Мне не пить нельзя, нервы как тряпки. Конечно, если бы скорей конец, тогда и слова нет, я и не подумал бы о проклятой водке – ведь если я и пью, то через силу».

Чтобы не допустить огульных обвинений всех участников партизанского движения в тотальном пьянстве, необходимо рассказывать о нем языком архивных документов. Большая часть этих до недавнего времени малодоступных материалов сейчас хранится в Центральном киевском архиве гражданских объединений.

Примечательно, что факты пьянства среди партизан практически не фиксировались оккупантами. Видимо, нацисты считали это особенностью «русских иванов», не заслуживающей внимания. В то же время украинские повстанцы в отчетах явно преувеличивали пристрастие своих идеологических оппонентов к спиртному: «Во время пьянки 80% пьет водку до беспамятства, остальные – умеренно. Общее их поведение более чем дикое. Во время попойки валяются в болоте, ложатся спать на дворе в соломе».

Но наиболее четко случаи возлияний зафиксированы в документах советской стороны. Это и понятно, ведь пьянство красных партизан сказывалось на их боеспособности, подрывало дисциплину и доверие местного населения. Руководство партизанского движения по мере своих возможностей держало ситуацию под контролем, хотя порой само подавало негативный пример.

С рядовыми заодно

Начальнику Украинского штаба партизанского движения Тимофею Строкачу регулярно слали радиограммы и докладные о состоянии партизанских соединений. Агент Кармен в феврале 1943 года рапортовал: «Сообщаю, что все командование часто занимается выпивкой. Ковпака все боятся как огня – потому что как выпьет, так может кого угодно отхлестать плеткой». Но в апреле того же года Строкачу докладывали уже о борьбе Сидора Артемовича с пьяными бойцами: «Товарищ Ковпак плеткой как втянет разочка два-три, так и хмель проходит, поэтому случаи пьянки стали реже».

В донесениях фиксировались различные проявления пьянства и всего, что с ним связано. То командиры подшофе бросали своих бойцов на произвол судьбы во время операции, то запугивали местное население и даже занимались мародерством. Упоминается в документах случай, когда разведрота обстреляла своих же разведчиков, не спрашивая и не отвечая на пароль, потому что все были пьяны и приняли сослуживцев за полицаев. Нетрезвая разведка приводила также к многодневным блужданиям партизан по лесу в стиле Ивана Сусанина. Были данные и о самодурстве, когда пьяный комиссар отряда расстреливал своих бойцов.

Поступали в штаб и открытые жалобы. В 1943 году комиссар Полтавского соединения Негреев не без сарказма отмечал, что командира соединения Салая и его зама по разведке Короткова объединяет любовь к самогону. Называя Короткова «классическим алкоголиком», Негреев пишет, что разведка соединения активно занимается поиском. Поиском самогона.

Но писали Строкачу и о других проблемах. В январе 1943 года представитель ЦК компартии Украины Иван Сыромолотный, один из начальников Сумского соединения, сетует: «Плохо, что нет водки. Спирта здесь не гонят. Самогона мало и плохой, но все равно пьем, как только попадется».

Видимо, Строкач не проникся этой проблемой, ведь через месяц ему докладывали: Сыромолотный материт его и штаб, ежедневно играет в карты и пьет. Очевидно, тот самый плохой самогон.

Вышестоящие командиры пытались обуздать горячие головы. 17 августа 1943 года командир Сумского соединения Петр Вершигора издал приказ о недопустимости пьянства среди разведчиков: за употребление спиртного во время разведки и вне лагеря – расстрел на месте. Такие суровые меры лишний раз подтверждают распространенность этой проблемы в партизанской среде. Некоторые командиры прибегали к методу кнута (без пряника), причем, как мы уже вспоминали, Сидор Ковпак делал это в прямом смысле слова. Тяжелой рукой боролся с пьянством и комиссар Семен Руднев.