«Я испугалась за маму», — Юля поднимает свои огромные, еще детские глаза, и ей веришь: ребенок столкнулся с самым отвратительным проявлением работы Системы. Ее стаж употребления наркотиков – всего неделя. Неудачно влюбилась, думала лучше поймет своего парня, а он подсадил на наркотики. Спасибо маме – вовремя заметила, отвезла в фонд и девочка месяц провела в реабилитационном центре. «Теперь понимаю, что он меня не любил. Если бы любил – не позволил бы руки так испортить, — Юля показывает вены, на которых еще остались следы того недельного увлечения. – И девочек тут разных увидела. У многих школы не закончены, а у меня – средне-специальное образование есть, я в институт пойду. Уйти отсюда хотела потому что по маме очень соскучилась».
Переживая за маму, в полиции Березовского Юля утвердительно отвечала на все вопросы. Бьют? Угу. Издеваются? Но.
Ее отпустили через три с половиной часа.
Это не много – Настя провела в ГУ МВД по Свердловской области в Екатеринбурге почти сутки. Когда в центре уже прошло деление на тех, кто остается и тех, кто уходит, Настя решила остаться. Но, боясь провокаций полиции, даже самые стойкие – прятались, а Настя вместе с подругами оставалась у центра, потом попросила родителей одной из девчонок, забиравших ее домой – довезти до города. Машина ДПС перегородила путь метров через пятьдесят. «Мы вышли на улицу, какой-то человек показал водителю свои корочки, тот сел за руль и уехал», — описывает события Настя. Девчонок забрали в полицию.
Уже в полицейском главе девушку заставили пройти тест на наркотики (результат отрицательный) и осмотрели на наличие побоев (тоже ничего). «Нас завели в какой-то кабинет. Там было еще четыре девочки, и каждую вызывали по фамилии. Минут 20-30 проходит, девочка возвращается, в слезах, в истерике, но ничего не говорит. Нет, одна проговорилась. Ей угрожали, — восстанавливает недавние события Настя. – Мне тоже сказали: пиши на фонд, пиши, что удерживали силой. Не стала писать. Я приехала добровольно».
Потом девочек собрали, пообещав расселить в гостиницах: «Сказали: вы написали заявления, теперь мы отвечаем, чтобы с вашей головы ни один волосок не упал. Я говорю: «Я никакого заявления не писала. Отпустите», но как не слышат. Хорошо, до мамы дозвонилась – она всю прокуратуру на уши поставила, предупредила еще час и объявит журналистам, что полиция незаконно удерживает дочь. И ко мне подходит какой-то мент, и так спрашивает: «А ты же местная? Так иди домой». Типа это я дура, не поняла сразу». Из полиции девушка вышла в 20.30. Ни разу за день не поев.
Тема питания – отдельная. В сюжете НТВ, который мне удалось посмотреть, дама гигантских размеров вздыхает, узнав, что девушек кормили без учета разработанных государственных стандартов. Правда?
— Про стандарты уборки и чистоты мы все знаем. В любом общественном месте, где находится больше 20 человек действуют эти правила, — говорит Настя. Она в центре третий месяц и сейчас отвечает за весь кухонный блок. – Но еду мы и правда готовим на глаз. Понимаем, надо накормить 50 человек и сами решаем в какой кастрюле варить и сколько. Здесь без норм.
— Были голодные?
— Как сам думаешь? Я сюда пришла, была 46 килограммов. Утром встать не могла – сил не было. Еще бы полтора месяца и все – оказалась бы на кладбище. Сейчас 61 килограмм.
«Бежали от мусоров. Если они хотели что-то против фонда сделать – ни перед чем бы ни остановились, наших запугивали. Ты же знаешь, они и подбросить что-то могут. Мы потому и прятались», — рассказывает Маруся
Соседка умершей Татьяны Маруся тоже жалуется – поправилась на 15 килограммов. Но, наверняка, в ту ночь немного сбросила – в отличие от других девушек Маруся побежала не на дорогу, а через черный вход к болоту. «Через крапиву, и в крапиве ночь просидели, — вспоминает девчонка. – Бежали от мусоров. Если они хотели что-то против фонда сделать – ни перед чем бы ни остановились, наших запугивали. Ты же знаешь, они и подбросить что-то могут. Мы потому и прятались. Я маме в Москву звоню, говорю: «Такое положение, меня девочка к себе в Первоуральск заберет переночевать». Мама, конечно, вся волнуется. Утром созванивались, она меня спрашивает про побои, про танину смерть – уже посмотрела телевизор. Предложила поближе к Москве перевезти. Нет, отказалась. Мне тут помогают».
Мне отчего-то кажется, что жизненный опыт Маруси (молодой еще девушки) – уже мечта романиста. «Я бы не хотела попасть в местное отделение. Не знаю, что они там могут сделать, — объясняет она свой побег, и тут же добавляет. – И не знаю, чтобы я сама говорила, окажись у них». Лемур – девочку, чье затемненное интервью МВД демонстрирует, как доказательство нарушений закона в реабилитационном центре, она не осуждает: у той месячный ребенок дома, муж – в мужском центре. «И мусора не дураки, видят, кому можно причесать».
В центре нашли письмо, которое Лемур писала родителям: в нем ни одной жалобы. Ее муж, упомянутый в заявлении девушки, как «насильственно удерживаемый в мужском реабилитационном центре», уже встретился со следователями и отказался давать показания против фонда. А еще отказался уходить до конца реабилитации.
Но были ли в центре побои? «Нет, — говорит Маруся, — наказывали только приседаниями. Некоторые так выебуривают, что не справиться». В первые полгода она сама «нормально поприседала». И не обижена: когда полиция опрашивала всех девчонок, Маруся ссылалась на 51-ю статью Конституции и на вопросы не отвечала.
Родители умершей реабилитантки Тани Казанцевой: «За эти 7 дней мы просто возненавидели журналистов!»
«Не хочу, чтобы фонд закрыли», — говорит маленькая Юля. Сразу после записи ее «угу» и «но» на камеру, она вернулась в центр и попросила прощения у Евгения Маленкина, объяснила – испугалась за маму. «Всякое бывает», — услышала в ответ. Настя с кухни тоже спрашивала меня, что будет с фондом дальше? Ей хочется закончить курс реабилитации. Сейчас в коттедже семь девчонок, еще две приходили накануне, посмотрели обстановку и теперь готовятся к родительскому собранию – хотят вернуться. «Много звонков, — говорит Евгений Ройзман, — просят взять дочерей, звонят и сами девчонки».
В мужском реабилитационном центре (несмотря на схожие проблемы) выстояли: из 100 подопечных 60 добровольно остались.
Со стороны кажется, что фондовцы удержали ситуацию. Но также есть ощущение, что это лишь первая волна, и скоро будут новые. Все ли отпущенные на свободу девочки и парни дошли до домов? Никто не потерялся? Или не спрятан полицией? А что с пожарной сигнализацией? А с арендой помещений? «Мне очень не понравилась ваша информация о том, что сформировалось отношение к «фактору Ройзмана». Потому что когда есть просто я – Женя Ройзман, это какое-то человеческое отношение, и неясно, что с ним делать. «Фактор Ройзмана» — это сформулированная помеха, это цель, и Система очень цинично снимает помехи, — рассуждает Евгений Ройзман, когда мы едим на кухне центра рыбный пирог, испеченный девочками. – Но с другой стороны, я понимаю, что без меня этого «фактора» бы не было никогда. Это я, такой, какой есть».
Мы вспоминаем, что женский центр уже громили – в 2003-м, перед выборами в Госдуму, и Евгения Ройзмана тогда задерживали. Выборы он выиграл. Но сейчас выборы не планируются, правила определены на ближайшие пять, шесть, а может и 12 лет. И Ройзман, в общем, продемонстрировал, что он хоть и народный герой, но вполне системный. Выстроил отношения с Мишариным и в декабре прошлого года был, пожалуй, единственным известным свердловчанином, кто публично призвал соблюдать нормы человеческой морали по отношению к сильно пострадавшему в ДТП губернатору.
Помог и новому главе области Евгению Куйвашеву: и на президентских выборах не мешал штабу Владимира Путина, и в момент определения дальнейшей судьбы Куйвашева не звал народ на баррикады, а убеждал: Свердловской области достался хороший губернатор, надо объединяться вокруг него.
В чем же дело? Что происходит сейчас? Была ли ситуация, когда Евгений Ройзман мог спокойно работать? Была, говорит. «У нас были выстроены отношения с [предыдущим начальником ГУВД Михаилом] Никитиным. Мы познакомились, я рассказал о фонде, о наших целях и договорились, что мы – в своей борьбе с торговлей, с барыгами – получаем поддержку, проводим совместные операции. Самое эффективное время было, — вспоминает Ройзман. – Когда назначили Бородина, я с ним встречался, мы разговаривали и он мне кивал, соглашался, а только я вышел: дал команду – не позволить фонду работать».
Источник: «URA.Ru»
Из ЖЖ
Звонят из Комсомолки:
— Скажите, пожалуйста, а правда, что вы собираетесь эмигрировать в Израиль?
— С чего вдруг?!
— А вот тут пишут…
— Ну правильно — пидарасы пишут, а вы публикуете.
— А правда, что вас должны арестовать?
— Ну это вам лучше знать.
Первое: Я здесь родился и вырос. Это мой город. И никто ни на миллиметр не сумеет меня отсюда подвинуть.
Второе: Не арестуют. Потому, что не за что.
[media id=77]
И еще: Давно бы арестовали. Бздят просто. Кишка тонка.