Где-то рядом с покосившимся трактиром с плакучим названием «Ивушка» я отчётливо понял одну важную вещь. Позже, вынужденно бомжуя на вокзале, её пришлось развить. Когда я отогревался в торговом центре, где ненависти не вызывала только грязь на полу, мысль окончательно созрела. Она оказалась весьма проста: «Средний класс — это зло».

Телеги про необходимость создания в России крепкого класса собственников, формирующих гражданское общество, которое послужит фундаментом сытой жизни, выглядят просто мерзкими. Вообще, после прочтения Ги Дебора всё это не должно вызывать никакого отклика, ведь становится понятным, что гражданское общество – это просто пёс на привязи, которому бросили недогрызенную кость политических свобод. Волшебная фраза «рынок всё расставит на свои места» или не менее «святые» уверения в том, что самый честный референдум на свете это голосование банковской банкнотой в магазине, также вызывает только сартовскую тошноту. И это говорят совсем молодые люди! Как вообще можно было дойти до такого убеждения? Если вам слегка за двадцать, то спешите считать слово «буржуа» синонимом слова «блядь». А то ведь потом может быть поздно. Вдруг скурвитесь и капитальнётесь.

Бердяев говорил, что мещанство это не экономическое или социальное, а духовное состояние. Это неспособность к «прорыву в вечность». Нет в нём пассионарности или веры. Когда все поступки середняка выходят из принципа утилитаризма (т.е. сообразно их полезности), то автоматически все ценности буржуа начинают состоять из того, что можно измерить и взвесить. Экономический достаток не играет в определении мещанина основополагающей роли, т.к. диагноз о котором мы говорим, заключается не в богатстве, а во внутреннем отношении индивида к себе, людям, собственности. Тем не менее, те, кто дорвался до барышей, как правило, выворачивают свою волчью натуру наизнанку и начинают оценивать окружающих согласно принципу полезности.

Здесь мы вляпываемся в царство количества, против которого с такой яростью боролся Юлиус Эвола. Потому как средний класс куда ожесточенней Прокруста: ненависть к необычному, творческому, критике и поступку в нём сильно почти также, как чувство самодовольства. Духовная цель среднего класса – это постоянное желание опростить всё до уровня белых заборчиков и красных черепичных крыш. Неудивительно, что те контркультурные бунтари, которые выходили из недр буржуазного общества, так и не смогли избавиться от его предрассудков и очень часто пределом их радикализма оставался всё тот же сломанный белый заборчик.

Средний класс верит в то, во что полагается верить. Известная дихотомия Фромма: «Не быть, а иметь!» Когда акцент смещается к отвратительнейшему «иметь», то не просто весь мир становится объектом, но вещи начинают владеть своим владельцем. Наглядным примером служит США, где общество настолько усреднено, что даже гениальность в психологии признана опасным отклонением. Недаром именно там особо прочно укоренилась мерзость психоанализа, через которую американцы обожают рассматривать поступки людей. «Ах, он революционер? Да что вы говорите! Скорей всего он просто испытывает бессознательное желание убить отца, в детстве подвергнувшись от него сексуальному насилию!». Даже не хочется говорить об этом царстве статусов, откуда вытеснено всё сакральное. Поэтому лозунги радикального западничества могут поддерживать только простейшие. Даже для жгутиковых это как минимум постыдно.

Российское общество, копирующее западный образец, так и вовсе похоже на дикарей, только-только привыкших к стеклянным бусам, но ещё пищащих от восторга при виде зеркала. Пожалуй, городская культура вообще убивает, как таковую, этническую составляющую человека. В насквозь стандартизированном мирке такой человек без роду, без племени будет одинаково комфортно чувствовать себя, как в Токио, Нью-Йорке, так и в Москве или Берлине. Идеальный тип потребителя.

В чём выход? Пожалуй, только в F1. Знаете, есть такая клавиша на клавиатуре. Очень хорошая клавиша. Все почему-то её очень сильно бояться.


Володя Злобин