Все в курсе, что я не политик и уж тем паче не идеолог. Я не пишу в журнал «Вопросы национализма» и даже читаю его не всегда. С трудом отличаю политическую нацию от гражданской (или это все-таки одно и то же?), ну а понятие «примордиализм» у меня ассоциируется исключительно с мордой. Определенно, мне нужно пополнять свое образование.
Все, что я могу сказать на эту тему, является лишь бессвязным лепетом обывателя.
Но с другой стороны, разве обыватель со своим лепетом — это не тот, ради кого, собственно, мы делаем все, что делаем? Так почему бы иногда и ему не позволить высказаться — пусть и эмоционально, и бессвязно?
Вряд ли у меня когда-нибудь появится собственная партия. Но если вдруг… могу уже сейчас сказать, что там будет — и чего не будет ни под каким видом.
Будут в ней национализм и демократия.
Что это значит?
Национализм — это любовь к своему народу и чувство солидарности с ним. Таков самый первый, «до-политический» смысл этого слова. На политическом уровне он проявляется в отстаивании интересов своего народа, а отстаивать их можно разными способами… это долгая история. Но, если в основе твоей деятельности нет этих чувств — любви, ощущения братства, горячего желания, чтобы твоим братьям и сестрам было хорошо — все бессмысленно.
А демократия? Политически она бывает очень разнообразной; но на том же глубинном, до-политическом уровне, без которого все бессмысленно, это не только любовь к своему народу, но и уважение к нему. Отношение к другим русским (в том числе и «инакомыслящим»), как к равным. Готовность отстаивать именно настоящие интересы живых людей (а не то, что ты таковыми воображаешь), выслушивать их, считаться с их мнением, корректировать свою позицию в соответствии с их пожеланиями, действовать так, чтобы им было хорошо.
Когда кто-то говорит, что он «националист, но не демократ», для меня это звучит так: «Я русских люблю, даже очень люблю… примерно как свою собаку».
Поясню на примере. Один националист требует отделить Кавказ. Другой требует любой ценой Кавказ сохранить. Каждый приводит свои аргументы. Кто из них национал-демократ?
Правильный ответ: никто.
Национал-демократ, если перед ним встанет такой вопрос, первым делом спросит мнения тех, кого это самым наипрямейшим образом касается — русских жителей Кавказа. Выслушает их. И начнет искать такое решение, которое будет максимально отвечать, в первую очередь, их интересам.
Так же и во всех прочих обстоятельствах.
А чего же в моей гипотетической партии не будет ни под каким видом?
О-о-о… какой обширный вопрос!
— В ней не будет борьбы с советской властью.
Борьбы за советскую власть, впрочем, не будет тоже. Моя несуществующая партия будет заниматься актуальными проблемами русского народа — а не теми, которые утратили актуальность двадцать лет назад.
Советская власть для меня интересна в двух аспектах. С одной стороны, она дала народу обширные социальные блага, которые затем были у нас внезапно отняты. Их хорошо бы восстановить и приумножить. С другой стороны, были у нее и серьезные недостатки — и именно они, в отличие от благ, сейчас приумножились многократно, переросли в злокачественную форму и цветут пышным цветом. Вот от них хорошо бы избавиться.
Но СССР как таковой уже отошел в область истории и стал историческим артефактом. Даже кургинисты, желающие его восстановить, все-таки не стремятся восстанавливать в первозданном виде, а говорят о какой-то «новой версии». Воевать с ним или с его символами сейчас — все равно, что воевать с Иваном Третьим за свободу Новгорода. Как ролевая игра — может быть интересно; но политика — это не ролевая игра.
Поэтому граждан, значительную часть своего времени и душевных сил посвящающих войне с «совками», «Сралиным», красными флагами и прочим в том же роде, я убедительно попрошу сначала наиграться где-нибудь в другом месте, а потом уже приходить.
— В ней не будет презрения Москвы к регионам.
Думаю, эта тема в особом развитии не нуждается.
Даже больше скажу: моя партия — если она у меня когда-нибудь будет — будет в первую очередь опираться на регионы и работать с местными проблемами, а в Москве действовать лишь постольку-поскольку. В конце концов, в Москве тоже люди живут, и можно сказать, что это тоже такой своеобразный регион.
— В ней не будет места демонстративному презрению к русскому народу, его историческим символам, его культурному наследию — или издевательству над ними.
Гражданин, замеченный в Ватнике или еще в чем-то подобном, из моей гипотетической партии вылетит впереди собственного визга. Даже не потому, что «плохо поступает». Даже не потому, что мне будет неприятно находиться с ним рядом (хотя это правда). А в силу профессиональной несостоятельности. Политик, который начинает с оскорбления своей собственной целевой аудитории — это ОЧЕНЬ ПЛОХОЙ политик.
Я и сама плохой политик. Нафиг мне рядом такие, которые еще хуже.
— В ней не будет рассуждений о неполноценности русского народа.
Ни в каком виде.
Человек, сообщающий, что:
— Лишь 5 / 10 / 15% современных русских — настоящие русские, а остальные безнадежно испорчены совком / крепостным правом / христианством / чем-нибудь еще;
— Да че там, вообще все русские — быдло и овощи, кроме националистов / труЪ-националистов / членов нашей партии / меня и трех моих друзей;
— Вся русская история — это кровавая и грязная летопись унижения и угнетения, в отличие от историй других, более приличных народов;
— Русский язык как-то удивительно неприятен и неуклюж, особенно, например, в сравнении с божественным английским;
— Вся русская литература написана евреями по английским инструкциям;
И т.д. и т.п. —
будет немедленно подавать заявление об уходе из русских националистов по собственному желанию. Ничего личного, есть много других партий, где он найдет себе применение.
— В ней не будет борьбы с Российским государством и с патриотизмом.