Волюнтаризм

Мосли обвинял Штрассера в желании сделать немецкую армию оплотом европейской обороны, но Штрассер всегда основывал свою политику на принципах равенства европейских стран, вплоть до устранения прусской основы германского милитаризма и восстановления Германии как федерации исторических регионов. Федерация была методологией для веры Штрассера в «добровольное сотрудничество» (а не в «силу»), которое для Штрассера отождествлялось с христианским духом и более широко с духом Запада: «В противовес старым прусским пророкам государственной гегемонии и современным немецким сторонникам расовой гегемонии, дух Запада провозглашает отческое отношение Бога и сыновне отношение человека (всех людей) и утверждает зависимость всех человеческих институтов (государство в том числе) от Закона Божего».

Здесь Штрассер показывает свою принадлежность к консервативно-революционному направлению европейской мысли, рассматривая высокую культуру Запада как основу для его возрождения.

Элементы европейского мира

Так же как Мосли, Тириар и Йоки — каждый по-своему, Штрассер искал путь к новому европейскому согласию, которое устранило бы братоубийственные войны. Он отмечал, что так же, как племена и кланы, которые воевали друг с другом, но позже объединились в более крупные единицы — государства, тот же процесс может произойти и с Европой в целом. Однако, как уже говорилось выше, он был не согласен с Мосли, так как считал, что «Нация-Европа», которую предлагал Мосли приведет к слиянию разных народов и уничтожит древнее разнообразие европейских культур. Штрассер писал, что народы достаточно созрели, и что настало время «положить конец любому внутриевропейскому империализму, что сделает возможным и необходимым сотрудничество на основе безусловного признания свободы и независимости всех национальных «личностей», которые сегодня составляют европейскую семью».

Штрассер понял, что европейское единство не может возникнуть, пока не будут устранены страх и недоверие к Германии среди других европейских государств. Он справедливо полагал, что после войны появится стремление к разделению немецкого государства. Тем не менее, он наивно считал, что никто не предложит физического уничтожения немецкого народа, он считал само собой разумеющимся, что «никто из ныне живущих» не увидит истребления немцев. Это было написано в 1940 году, когда война еще не развернулась. Это, пожалуй, отражение личного благородства характерного для Штрассера, сформировавшегося у фронтового солдата Первой мировой войны (последней войны, в которой проявился дух европейского рыцарства), он не мог представить себе подобную ​​подлость. Однако, в течение нескольких лет после войны Германия пострадала от фактической реализации «плана Моргентау» по физическому устранению немцев. Тем не менее, он предсказывал «голод и телесные страдания» «после сокрушительного поражения». Он также, еще на самом раннем этапе войны, осознавал, что европейские государства будут стараться устранить Германию как геополитическую единицу, разделив его между собой, на разрозненные маленькие государства.

Штрассер был прав, рассуждая, что такой репрессивный режим не может сохраняться в отношении Германии неопределенное время, и он предположил, что это варварское междуцарствие может продлиться «лет семь» после поражения. Он понимал, что оккупационные силы будут необходимы для сдерживания Германии и что появится угроза со стороны России, а некоторые угнетенные немцы будут рассматривать союз с Россией как возможность «вести собственную борьбу за свободу.» В этом Штрассер оказался пророком. Он предсказал то, что обернулось холодной войной, которая, хотя и оправдывала дальнейшую оккупацию союзниками Германии на десятилетия вперед, тем не менее обязала союзников остановить фактическую реализацию «плана Моргентау» и позволить оставшейся половине Германии восстановиться и процветать.
Пропаганда Штрассером европейского «разоружения» кажется нереалистичной и даже самоубийственной, но то, что он предлагал, было новой системой обороны Европы, а не пацифистской утопией сомнительного существования между США и СССР. Здесь цели Штрассера лучше всего рассматривать как выражение его желания увидеть конец междуевропейского национального соперничества. Штрассер выступал за «составную европейскую армию». «Национальные составляющие» внесут свой вклад в специальных областях, Великобритания отвечает за авиацию, Франция за тяжелые орудия и танки и т.д. «обороноспособность Европы в целом не нарушается.» Использование здесь термина «разоружение» ,таким образом, оказывается неуместным.

Ссылки Штрассера на «реконструкцию» Лиги Наций, в которой члены Европейской федерации могли бы участвовать, при первом прочтении выведут из себя любого правого. Однако, опять же, надо рассматривать идеи Штрассера в контексте. Предпосылкой для участия европейцев в Лиге Наций будет «ее реконструкцией в смысле мирового представительства континентальных групп». Штрассер здесь намекает на геополитические концепции, которые имеют свои корни в работах немца Карла Хаусхофера, англичанина Гарольда Дж. Макиндера и др. Концепции геополитических блоков пропагандировались как ответ на концепцию малых государств XIX века, особенно после Второй мировой войны такими людьми, как Мосли и президент Франции Шарль де Голль. Де Голль даже выходил за рамки Мосли и Штрассера, призывая к Европе «от Атлантики до Урала». Он прозорливо считали США, а не СССР геополитическим соперником Европы.

«Обновленная Лига Наций» Штрассера, очевидно совсем не то же, что изначальная Лига или появившаяся потом Организация Объединенных Наций, и, похоже, она была бы направлена на обеспечение глобальной тенденции к возникновению геополитических блоков, среди которых Федеративная Европа была бы одним из нескольких. Европа будет представлять собой «третью силу» в мировых делах, а не окажется просто придатком американской внешней политики. Остается под вопросом, была бы такая глобальная организация, сосредоточенная на геополитических блоках, а не на национальные государства более оправданной, чем Лига Наций или современная ООН.

Славянский вопрос

Несмотря на свою настойчивость в том, что Европа должна быть свободна от Соединенных Штатов, несмотря на риторику времен холодной войны, Штрассер никогда не считал Россию частью европейской семьи или потенциальным членом Европейской федерации: «Россия не принадлежит, никогда не принадлежал и никогда не будет принадлежать Европе.» Хотя эта точка зрения не была мотивирован антиславянскими настроениями. Он рассматривал Россию отдельно от Европы, потому что она имеет выраженное чувство идентичности и судьбы, независимо от правящего режима. Россия, по его мнению, является «азиатской державой» не важно, при царях ли или при большевиках. Различие между Россией и Европой было главной темой для Шпенглера и Йоки, хотя последний в конце концов рассматривал Русско-Европейское сотрудничество необходимым для освобождения Европы. (Так-то, дорогие читатели, Штрассер не был ни «агентом совка», ни «русофилом» — НРА).

Штрассер считал «большую и здоровую Чехословакию наиболее важной опорой Центрально-европейского порядка», и выступал за установления дружеских отношений между Германией и западными славянами. Что до словацкого вопроса то, этот вопрос должны между собой решить сами две этнические группы. Но он видел, что эту проблему можно урегулировать, исходя из федеративных принципов. Без устранения раскола между «германизмом» и славянами не может быть прочного мира в Европе.

Хотя Штрассер выступал за уступки и репарации в Чехословакии и Польше, что конечно, рассматривалось большинством немцев в то время (1940) как предательство, он ,тем не менее, был твердо уверен, что не может идти речи о возвращении Данцига и Восточной Пруссии Польше. Однако, как с Чехословакией, Штрассер считал «великую и могучую Польшу» «восточным стражем Европы», в частности от СССР. Польша также была бы инструментом удержания стран Балтии в Европе.