Представляем Вашему вниманию статью о творчестве Константина Бальмонта с иллюстрациями легендарного IVAN’а( Иван Каширин)
ОБРАЗ РУССКОГО ЯЗЫКА В ТВОРЧЕСТВЕ К.Д. БАЛЬМОНТА
«…Все языки, являясь откровением Божества, пожелавшего заглянуть в человеческое, прекрасны, первоисточны, самоценны, единственны, а в здешней, изношенной, бледно-солнечной части Земли, что зовётся Европой и давно забыла, как журчат подземные ключи, самый богатый, и самый могучий, и самый полногласный, конечно же, русский язык» (2, 348). Так писал о своём родном языке К. Д. Бальмонт в статье «Русский язык. Воля как основа творчества», опубликованной в 1924 году в Париже. Известный не только как поэт, прозаик, литературный критик, но и как переводчик более чем с 20-и языков, Бальмонт имел основания для такого заявления. Необыкновенная филологическая одарённость Бальмонта бесспорна, хотя он не был теоретиком-лингвистом. «Я не анатом русского языка, я только любовник русской речи», — определяет он в той же статье (2, 349). Чувством языка и поэтическим складом натуры прежде всего объясняется его восприятие языковой сути как духовного явления, выраженного в живом строе: в семантике слов, их взаимодейственной связи, звучании. В статье «Без русла», тоскуя по родине, он пишет: «Там везде говорят по-русски; это язык моего отца и моей матери, это язык моей няни, моей первой любви, почти всех моих Любовей, почти всех мгновений моей жизни, которые вошли в моё прошлое как неотъемлемое свойство, как основа моей личности» (2, 275).
Он считает, что в каждом языке есть слова, с которыми органично связан «ряд образов, исчерпывающих и выразительных» (2, 309). Сущностный характер языка, по Бальмонту, проявляется уже в его звучании, отражающем внутренний склад самого народа: «Какие они длинные, тягучие, ворожащие, внушающее-певучие – исконные русские слова», — удивляется поэт (2, 350). В ряду таких слов приводятся и русские, и старославянские, глубинно связанные с историей народа, с православием: «Богопочитание. Благословение. Славословие мирозданию. <…> Междоусобица. Покаяние. Откровение. <…> Родимый мой батюшка. Родимая матушка» (2, 350).
Напевность русской речи Бальмонт непосредственно соотносит с эмоциональным строем, который определяет как «мерную лиричность взнесённого чувства и умудрённого сознания» (2, 354). Он убеждён в существовании органичной связи между обликом слова и пониманием его, любовью к нему («…лишь в этом лике, с детства полюбленном, может чувство принять и любить это своё добро» — 2, 357).
В очерке «Волга» читаем: «…скажешь «Волга» — и вот уже русское сердце плывёт в неоглядности. Что такое Волга, мы не знаем, — Волога ли она, то есть Влага, или Воля, или что ещё. Но в пяти звуках этого слова для русского чувства столько значений, внушений, воспоминаний и надежд, что сосчитать их нельзя» (2, 382). В рассказе «Белый сон» представляется, как от одного только слова «в кибитке» раскрывается душа и рождается стихотворение.
