«УСТОИ НАРУШАТЬ НЕ ПОЗВОЛИМ»
С казаками встречаемся в Зеленой Роще — местной «Сечи». У строящегося храма святого Георгия Победоносца, возвышающегося среди садов, меня ждут три атамана. Самый колоритный оказывается самым главным – Виктор Жигалкин. Крепкий дедушка с седой окладистой бородой. Чем-то похож на Солженицына. Такие люди встречаются среди православных отшельников – добрые лучистые глаза, но чувствуется стержень, который не сломать. Никакой парадности — лампасов, шитых золотом погон, крестов на груди. Чистый глаженый камуфляж, фуражка военного образца.
Двое других — прямо с поля, в рабочем: атаман соседнего Варениковского Сергей Любезных и первый товарищ районного атамана Сергей Уваров.
— Живем, землю пашем, хлеб сеем, храмы строим, детей растим, — по-военному емко докладывает Виктор Жигалкин. Детей у него семеро и 19 внуков. — Без людей земля пуста, — объясняет атаман собственную плодовитость. — А природа не терпит пустоты. Если мы осиротим нашу землю-кормилицу, придут другие.
— Другие бежать от вас хотят…
— Ну и Бог им судья. Ни с кем мы не воюем, никого не выживаем. Против дагестанцев ничего не имеем, — Жигалкин очень спокоен.
— Мы живем своими устоями и никому их нарушать не позволим, будь то русский или какой другой! — товарищ атамана настроен более воинственно. — Наши сами на рожон не лезут, хотя бывает, терпение кончается. Кто давно напрашивался, те свое и получили.
— Дагестанцы жалуются, что не только бьете, но и на дискотеку не пускаете.
— Всех пускаем, — оживляется Жигалкин. — Но их национальную музыку крутить запретили, вот они и не ходят.
— Но молодые казаки тоже ведь не русские-народные на дискотеке крутят?
— Нет. Что-то молодежное они там слушают.
— А вы откуда знаете?
— Да вот, приходится на седьмом десятке по дискотекам ходить. У нас ведь как — казак женился, детишки пошли, он уже по танцам не бегает, о доме, о семье хлопочет. А у этих пятеро ребятишек по лавкам, самому под сорок, а туда же, на дискотеку. И ладно бы спокойно вели себя. А им то музыку их подавай, то к девушкам пристают. В общем, стали мы дежурить на дискотеках. Сейчас порядок!
— Молодежь дагестанская от безделья мается, — продолжаю пересказывать жалобы диаспоры. — Говорят, земли им не хватает. Просят выдать по 10-15 гектаров, чтобы при деле были.
— А с чего выдать? — удивляется Жигалкин. — Земли и казакам не хватает. У нас больше половины – безземельные. Конечно, из них не все хотели бы на земле работать. Но много и таких, кто хотел бы — да нету, земли-то.
— Нам в казачий фонд отдали от силы 500 гектаров, — посвящает меня в подробности земельного вопроса первый товарищ атамана Сергей Уваров. — Какая-то часть — это наши и наших родителей паи в развалившихся хозяйствах. Остальное только по судам получали. Вспахали под порог? Так у них эти кошары с начала девяностых, они имели право первоочередного выкупа. Но не выкупали — выгоднее ведь совсем бесплатно пользоваться землей. Пахать, пасти, но ни налогов с земли не платить, ни других отчислений. К ним налоговая как-то пробовала заехать – выскочили волкодавы, тетки попрыгали в машину и больше там не показываются. Места дагестанцы выбирают глухие, непролазные. Не зря же говорят, что и ваххабиты у них там бывают. Мы, впрочем, сами не видели.
— Безделье их нами оплачено, — уверен Сергей Любезных. — У них же больше половины по справкам инвалиды, пенсии получают, а лбы здоровые – ломом не перешибешь. Да и остальные ничего практически не платят. Часто они и сами толком не знают, сколько у них скота. У нас налоги платят русские да армяне, хоть как-то пополняют бюджет. А почему мы должны отчислять им на их липовые пенсии?
— Работники-то из них приблизительные, — считает Уваров. — Трудятся только самые бедные. У остальных наши же в наймитах и работают – на тракторах, кошарах, некоторые и за бутылку нанимаются…
— Вот поэтому я и рекомендовал всем водки не пить, — подхватывает Жигалкин. Ему, вероятно, стыдно за дешево себя ценящих односельчан, но виду атаман не подает, продолжая излучать спокойствие. — Не все ко мне прислушиваются, но некоторые бросили или поумерили.
С пьянства разговор возвращается к дагестанской молодежи. Атаман упрекает ее в лени: мол, дай им те самые 10-15 гектар, все равно работать не захотят, наймут русских.
— У кафешек отираются постоянно. Как какая заварушка – они тут как тут, — делится тактическими наблюдениями Жигалкин. — А наших начинаем собирать – все по полям, кто за семенами, кто за запчастями, кто за топливом уехал.
— Меня вот что больше всего возмущает: как кто из приезжих подрался – сразу, мол, горячая кровь, поймите парня и простите, а наш куда встрянет – сразу межнациональная рознь, — Сергей Уваров не согласен с акцентами, которые расставляют представители диаспоры. Конфликты в районе, по мнению Уварова, происходят не из-за национальной неприязни, а из-за того, что силу молодежи некуда девать.
— Везде есть люди, не умеющие себя вести, — философски замечает Уваров, но оговаривается. — Однако калмыцкие овцеводы таких проблем нам не создают. Все от людей зависит.
— И от власти, — Жигалкин, наконец, произносит это слово — как нечто внешнее по отношению к себе. Мне-то казалось, что он и ему подобные и есть тут власть — не в бюрократическом, а в самом прямом смысле. Чувствуется, что к власти бюрократической у атамана накопилось много вопросов.
— В любом регионе власть должна в первую очередь о коренном населении думать, приезжие корней не имеют, — продолжает он. — Сегодня здесь, завтра уехали. А мы никуда не собираемся. Храмы строим, дома возводим, детей растим.
Жигалкин возвращается к тому, с чего начал, его мысль словно описывает круг. Спасительный, по его мнению, круг. К нам присоединяется настоятель строящегося храма – отец Василий. Разговор переключается на детей, внуков. Мои собеседники не сомневаются, что их внуки будут здесь жить. Мирно или конфликтно — боюсь, что этот вопрос пока не имеет ответа.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Бюрократия, ваш выход!
Восток края остается его болевой точкой. Слишком многое тут было пущено на самотек, слишком многие нити запутались в гордиевы узлы. Никто не стремится искусственно раздувать конфликты: и дагестанцы, и казаки хотят мирно жить и работать. И с той, и с другой стороны не раз прозвучало: нельзя допустить открытого противостояния, иначе полыхнет не только на всю округу, весь край будет лихорадить, пострадают люди.
Но конфликты возникают сами собой из-за нерешенности многих вопросов и прежде всего — земельного, рабочего. Работы нет, земля остается единственной кормилицей. Она — вопрос выживания семей в самом прямом, физическом смысле. Земли мало. И в борьбе за нее «заднюю» не включат ни те, ни другие. Но главный вопрос: нужна ли эта борьба? Не пора ли решить проблему бюрократически?