Перес Хименес выдвинул концепцию развития общества под названием Nuevo Ideal Nacional. Суть его заключалась в том, чтобы максимально безболезненно, но твердо и быстро загнать Венесуэлу в «первый мир» а Каракас преобразовать в «американский Париж». Амбициозные проекты хунты включали развитие инфраструктуры, урбанизацию, качественное образование (в том числе отправку граждан на учебу за рубеж и приглашения специалистов из Европы), развитие науки и промышленности, радикальное улучшение экологической обстановки в городах, развитие индустрии развлечений и отдыха. Был подготовлен макет для строительства метро, но тут помешало свержение хунты. Проект начал реализовываться только в конце 1970-х.

Любопытно, что Компартия Венесуэлы во время правления хунты легально издавала газету Noticias de Venezuela и в дополнение — нелегальную террористическую Tribuna popula, в которой призывала убивать полицейских, взрывать инфраструктуру, действовать по принципу «чем хуже — тем лучше». Еще любопытнее то, что против Переса Хименеса выступала церковь, которая обычно старалась дружить с правыми лидерами. Официально она объявила, что правительство тратит неоправданно большие суммы на ненужные проекты, тогда как люди голодают. Каких именно людей церковь имела в виду — непонятно. Уровень жизни в стране очень сильно вырос. Вполне возможно, церковь таким образом хотела сказать, что ей не нравится, когда такие большие деньги уходят мимо нее. Тогда все становится более понятно.

Свержение Переса Хименеса выглядело довольно странно. Он, несомненно, был диктатором, и временами действовал очень жестко. Например, урбанизация шла быстро и агрессивно, провинциальные жители были этим недовольны. Одной из обиженных политикой хунты категорий населения были ранчеры и землевладельцы — Хименес считал, что они своим почвенничеством и консерватизмом тянут страну в прошлое. Но он меньше чем за десять лет добился очень многого. Эмоциональные причины для его свержения, конечно, были. Но одних эмоций мало, чтобы объединить просоветских подпольщиков, студентов, армию и церковь.

Вполне возможно, его одновременно решили «слить» землевладельцы, иностранные партнеры (Хименес был довольно независимым лидером) и коммунисты. А может, люди просто устали от излишнего морализма и спокойствия. Сейчас это трудно установить. В любом случае, Перес Хименес с семьей бежал в Доминиканскую республику, где ему предоставил убежище Трухильо. А после — в Мадрид.

После падения режима в Венесуэле предпринимались попытки возродить «пересхименизм». В 1970 году на политическом поле появился Frente Unido Nacionalista, а в 1971 году был основан Frente Nacional Integracionista. Кроме того, в Венесуэле действуют музыкальные андерграундные правые проекты, посвященные Пересу Хименесу. Такие как Nuevo Ideal Nacional.

Если Перес Хименес воплощал собой технократический национал-этатистский подход, то чилийская хунта во главе с Аугусто Пиночетом делала ставку на другую модель общества.

С 1973 по 1983 годы политические симпатии хунты и правительства Чили (что не одно и то же, кстати) были на стороне гремиалистов — группы деятелей, преимущественно из Католического университета Чили, которые разрабатывали концепцию национального развития Чили. Согласно гремиалистам, власть должна децентрализоваться и перейти к цеховым структурам-гильдиям — трудовым, предпринимательским и студенческим. Государство не может вмешиваться в дела и взаимоотношения гильдий. Оно лишь защищает граждан от криминала и внешних врагов. А также поддерживает эту цеховую перестройку, оберегая людей от политической партийности, которую Аугусто Пиночет называл politiqueria — «политиканство».

Ведущий идеолог гремиализма Хайме Гусман считал, что организации, подобные профсоюзам, должны выполнять роль интерфейса, промежуточной структуры между государством и гражданами. Однако, будучи зараженными «политиканством», они перестали справляться с этой ролью, превратившись частично в паразитические структуры, частично — и вовсе в криминал. Своей задачей Гусман и гремиалисты, будучи технократами и объективистами, видели возвращение всех организаций, промежуточных между гражданами и государством, к выполнению прямых обязанностей, ради которых они создавались. А также органическое, идущее снизу, объединение этих организаций в гражданские союзы, не позволяющие государству распускать руки. Политические же партии как таковые не нужны. Не то, чтобы их надо запретить — скорее они должны стать чем-то вроде закрытых интеллектуальных клубов при правительстве. Формирующих концепции для государства, но не влияющих непосредственно на людей и не втягивающих их в партийные войны. В этой концепции несложно увидеть отголоски фалангизма и солидаризма — но уже полностью переосмысленных в радикальном правоэкономическом ключе.

До 1983-го гремиалисты были на коне. Пиночет писал книгу Politica, politiqueria y demagogia, близкую по ряду тезисов к гремиалистам. Политические партии были запрещены, зато созданы комфортные условия для ведения бизнеса.

Основу чилийской политической системы создавали не военные и землевладельцы, а юристы и экономисты, выпускники Католического университета. Чилийская хунта в результате стала одной из самых «законнических». В качестве примера можно вспомнить следующий случай. В 1983 году симпатии правительства перешли от гремиалистов к группе технократов и прагматиков во главе с Серхио Харпой — старым опытным политиком и дипломатом, который провел сильную либерализацию общественной жизни, вынудил хунту отозвать запрет на партийное строительство и в значительной мере отменить цензуру. Это явление получило название «весна Харпы».

С самого начала «весны» в стране началось массовое партийное коалиционное строительство. Самой широкой оппозиционной группировкой был Alianza Democrática, в которую входила масса людей из старых чилийских партий, от социалистических до правоцентристских.

Радикальные левые, в свою очередь, создали несколько коалиций, таких как Bloque Socialista и Movimiento Democrático Popular. Первый просуществовал пару лет, с 1983-го по 1985-й, а MDP оказалось более активным и «кусачим». Несмотря на то, что в состав MDP входили коммунисты и члены MIR, хунта пыталась соблюдать свои законы: не стала запрещать — при том, что марксизм и коммунизм в стране были объявлены врагом № 1. MDP пытались закрыть, следуя букве закона — группа юристов, в том числе Хайме Гусман и Пабло Лонгейра (влиятельный чилийский политик, выдвигавшийся кандидатом в президенты в 2013 году) — забрасывали Конституционный суд жалобами на MDP, после чего существование коалиции было признано неконституционным. MDP, впрочем, продолжало полуподпольно существовать — Харпа и гражданские политики сильно разрушили цензурные механизмы, да и сама хунта к 1983-му уже устала удерживать военное положение и разыгрывать карту all under control.

Чилийская хунта, к слову, решала в стране те же проблемы, что и ее коллеги — логистика, урбанизация, строительство. В частности, была построена Carretera Austral, также известная как Carretera Austral general Augusto Pinochet — один из крупнейших транспортных проектов в Латинской Америке, «самая красивая трасса мира», хайвей идущий от Пуэрто-Монтта до Вийи О’Хиггинс через Патагонию. До Пиночета не раз предпринимались попытки построить трассу, но все они закончились ничем.

В связи со строительством трасс и городов любопытно вспомнить, что сам генерал был знатоком географии (даже писал учебники) и фанатиком геополитики. Он очень уважал Габриэля Гонсалеса Виделу — чилийского президента середины XX века, который оформил национальную геополитическую доктрину, сильно укрепил правовое общество в стране и законодательно дал женщинам право голоса. Видела был сторонником «морского расширения» Чили и не раз говорил о важности чилийской Антарктики. Пиночет развивал эти пункты в двух своих книгах, посвященных геополитике, причем освоение Антарктики и усиление там чилийского присутствия для него было делом чрезвычайной важности. Чилийская геополитическая доктрина, по крайней мере, в исполнении правых партий UDI и Renovacion Nacional — до сих пор чисто пиночетовская.

Геополитическая активность чилийской хунты, однако, касалась больше национального развития. Чили поддерживала отношения с правыми режимами Латины и принимала участие в террористической операции «Кондор». Но все же оставалась себе на уме и вела довольно прохладную внешнюю политику, предпочитая подчинять соседей экономически, нежели сотрудничать и помогать. Так произошло с Перу, значительную часть экономики которой «съела» Чили. В общем, страна традиционно была довольно закрытой и изоляционистской.

Еще более закрытую, иногда до аутизма, политику вел Парагвай. Еще во времена построения на его территории иезуитской утопии одиночество страны рассматривалась как несомненное благо. Несколько раз за свою историю эта страна, не имеющая выходов к океанам и пережившая геноцид, уходила в долгое состояние полной изоляции.