Бизнесмен, народный депутат от Партии регионов Ринат Ахметов опроверг заявление самопровозглашенного губернатора «Донецкой народной республики» Павла Губарева о финансировании сепаратистов.
Об этом Ахметов сообщил в эксклюзивном комментарии LB.ua.
«Павел Губарев заявил, что я перекупил две трети активистов. Я вам с уверенностью говорю, я никому не давал и не дам ни одного цента. А самое главное, что я никого не перекупал, я их переубеждал. И если я уже переубедил две трети, то буду переубеждать и дальше. Люди ко мне приходили с одними аргументами, а уходили с другими», — рассказал Ахметов.
Ахметов уточнил, что предлагал активистам объединиться вокруг того, чтобы сделать каждого жителя Донбасса счастливым.
«А что такое счастье региона? Это когда у нас сильная экономика, новые рабочие места, достойная работа, достойная зарплата и достойная жизнь. Это когда уважают нашу память, нашу историю, наш язык. Одним словом, уважают наши традиции, уважают наши амбиции – сделать жизнь лучше», — отметил Ахметов.
«И я глубоко убежден, что счастливым Донбасс может быть только в единой Украине. Я за сильный Донбасс в сильной Украине», — резюмировал бизнесмен.
Напомним, «народный губернатор» Донецкой области Павел Губарев заявил в интервью «Российской газете», что Ринат Ахметов пытался контролировать сепаратистское движение путем подкупа.
Народный губернатор ДНР Губарев дал свое первое интервью после освобождения из плена «Российской газете»
Губарев и Пономарев — на кого вы опираетесь?
Павел Губарев: В народном ополчении люди разные. Это и шахтеры, и госслужащие, бывшие, рекламщики, мои компаньоны… Но их объединяет то, что они честно служат делу. Они попродавали свое имущество, они взяли и вложили деньги в тот момент, когда у нас были денежные трудности. Они свои личные деньги тратили. На свой «десятидневный бенефис» я тоже деньги вынул из оборота.
Меня партнер ругал одно время. Только вчера позвонил, сказал: Паша, то, что я тебя ругал за эти деньги, прости, я все понял, все нормально. Я выдернул из бизнеса порядка 60 тысяч гривен — это шесть тысяч долларов. Я жил нормально, у меня доход был семь — десять тысяч долларов в месяц. Я хорошо себя чувствовал. У меня дети обеспечены всем. Они рисуют, занимаются музыкой, у них по три тренера персональных у каждого. Все, что им нравится. У каждого свой график, водитель, няня, домработница, хорошая удобная квартира. Жена не работает, жена художница была, сейчас министр иностранных дел Донецкой республики. Когда я был в тюрьме, все, что там произошло, она в том принимала самое активное участие. Она за мной подняла флаг, нарисовала на флаге мой портрет и билась до последнего. Так вот, сейчас она скрывается от СБУ. Я что хочу сказать: деньги — это не главное. Главное, чтобы у тебя была возможность служить народу.
Как себя чувствуете? Как относились к вам в киевском СИЗО?
Павел Губарев: Морально уставший, сейчас уже потихоньку восстанавливаюсь. Конечно, были и моральные, и физические издевательства. Но я на себя наряд мученика примерять не хочу и описывать то, что со мной происходило в тюрьме, не буду. Я — боец, и то, что было в тюрьме — это часть моей борьбы, а не мученичество.
Каким образом вы пришли в политику? Ведь раньше были предпринимателем. У вас была рекламная фирма.
Павел Губарев: Был депутатом в районном совете, но последние пять лет я в бизнесе и вне политики. До этого пиарщиком работал в одной избирательной кампании. Но с 2009 года я предприниматель и семьянин.
Сколько у вас детей?
Павел Губарев: Трое.
А сколько им лет?
Павел Губарев: Шесть, три и пять месяцев. Соскучился по ним ужасно!
Вашей семье угрожали?
Павел Губарев: Да. Я поэтому их вывез 2 марта: 1 марта была попытка взять мою семью в заложники. К подъезду подъехали два «Мерседеса» с тонированными стеклами. Но удалось вовремя позвать прессу, активистов, и под их защитой и их активном участии получилось вывезти семью. И меня передислоцировать в место не домашнее.
Но все равно потом вас там нашли?
Павел Губарев: Да, все равно меня там нашли. Это был факт предательства. Человек изначально был куплен, но я-то ориентировался в ситуации по наитию. Ситуация, которая произошла, изначально не планировалась.
Вы знаете, кто вас предал?
Павел Губарев: Лично меня? Да, знаю, он понесет суровое наказание. Я сейчас об этом не думаю. Придет время, мы с этим разберемся.
Вы пришли в большую политику со своим выступлением на собрании горсовета 27 февраля. Резко критиковали существующие порядки и власти…
Павел Губарев: Надеюсь, я и дальше буду критиковать существующие порядки и власть. Мы 20 лет этой нашей региональной восточной элите прощали воровство. 20 лет мы за них упорно голосовали. Это происходило не потому, что мы им доверяли, просто альтернативные политические проекты, которые появлялись на востоке, либо поглощались Партией регионов, либо происходил процесс слияния, как это было с Игорем Марковым, Сергеем Тигипко. Более мелких проектов они поглотили еще большее количество. То же самое происходило с отдельными политиками. То есть, как только какой-то политик пытался войти во власть, против него применяли угрозы, подкуп, фабрикацию уголовных дел в суде, снятие с выборов. То же самое происходило и после прихода к власти хунты, когда доверие к Партии регионов упало до нуля. Восстановить доверие не представляется возможным. Это признавали даже пиарщики Партии регионов. В этих условиях начали появляться лидеры так называемого народного ополчения во всех городах. И партия власти, олигархи наши восточные, прибегли к тем же удобным для них средствам подкупа. Об угрозах, наверное, речь уже не шла, скорее подкуп и интриги, так начали работать с активистами народного ополчения. Оказалось, что две трети из активистов уже на содержании олигарха Ахметова. Очень небольшая группа лиц сохраняла верность идее, но при этом все равно брала деньги. Деньги брали все!
Вы говорите про ситуацию до вашего ареста?
Павел Губарев: До ареста. Я повторю то, что я уже говорил. В этих условиях они все продались. Те, кто не продались, кого маргинализировали, кого дискредитировали, кого запугали. Были такие, которые говорили, что нужно всего лишь заставить Киев оставлять здесь на местах чуть-чуть больше денег. То есть перезагрузки власти, федерализации нам не надо. Надо вернуть закон Колесниченко («Закон Кивалова — Колесниченко») о русском языке. — Авт.). И он тут же был возвращен. Вся деятельность ахметовцев сводилась к тому, чтобы слить народный гнев, и все это хорошо получилось в Днепропетровске. Олигарх Коломойский это сделал, потому что настроения проукраинские там чуть-чуть сильнее, чем в Донбассе, а никакого лидера, который провозгласил бы идею не как минимум независимости, а как максимум воссоединения исторических корней с Россией никто не озвучил. Сейчас там находятся киевские силовики и прочее, там это невозможно. Он взял под контроль ситуацию.
Авторитет Ахметова в Донбассе был намного выше исходного авторитета Коломойского в Днепропетровске, но тем не менее мы смогли сломать всю эту ахметовскую систему! И в общественном, и в организационном плане мы уже сильнее. И по вооруженным силам мы превосходим.
Как долго вы были публичным политиком до ареста?
Павел Губарев: Мой бенефис до ареста длился 10 дней. 5 дней подготовки до 1 марта и 5 дней после 1 марта, когда меня арестовали. Всего политически активен я был 10 дней. А до этих 10 дней я промониторил ополченцев, получил картину, что нас всего трое людей. Вот он — еще один (показывает на народного мэра Славянска Пономарева. — Авт.). Половина ополченцев продалась, половина боится. Но я увидел людей, с которыми мы все-таки нашли точки соприкосновения, и они придали мне уверенность, что можно действовать. Я решил выступить на сессии городского совета. Я туда прошел беспрепятственно.
Когда это было?
Павел Губарев: 27 февраля. На сессии горсовета, эту речь можно найти в Интернете, я произнес те вещи, которые я повторял до своего ареста, что власть в Киеве взята вооруженным путем, вопрос легитимности власти, правительства — под вопросом. И что нужно действовать. Я утверждал, что мы должны проводить референдум. Но в те дни у меня было несколько искаженное понимание: я считал, что мы должны быть либо федеративными, либо конфедеративными в составе Украины, либо воссоединение с Россией. Виделось, что эти вопросы нужно выносить на референдум. Процессуально я не совсем разобрался, но понятно, что если мы ставим вопрос о конфедерализации или федерализации, то мы должны услышать мнение Киева. Если они хотят единую Украину, они должны нам предложить: хорошо, федерализация. Вот вам вариант Конституции, где написано, какие наши права. Я предлагал, что федерализация — однозначно русский язык второй государственный в Конституции. Федерализацию я бы предложил по такой формуле — это выборность губернаторов народом, местный совет — законодательный орган. Бюджетная автономия для нас и своя гуманитарная политика — это чтобы мы учебники себе сами писали. Чтобы мы историю сами писали.
Ну, историю мы сейчас все вместе пишем…
Павел Губарев: Я не об этом. Я не хочу, чтобы, когда мои дети пойдут в школу, их учили, что на их земле присутствует вековое стремление украинского народа к независимости от Москвы. Я историк по образованию, и мне, конечно, отвратительно, когда мой сын меня спрашивает: «Папа, а почему воспитатель по телефону говорит по-русски, а с нами по-украински? Он что, нас не уважает?» У нас тут в Донецке дома говорят по-русски. Русский родной везде, а фильмы нам показывают на украинском. Противно. Остались единицы русскоязычных школ. Вузы, телевидение, радио — они же все украинизированы. Почему они боятся русского языка? Потому что, сделав русский язык вторым государственным, у них исчезнет инструмент, с помощью которого они переплавляют юго-восток.
