«Кого мы там убили?» Московский Ромпер Стомпер.

20 октября 2007 года в Москве погиб трехкратный чемпион Якутии по шахматам Сергей Николаев — он стал жертвой банды подростков-неонацистов, снимавших убийства приезжих на видео. Спустя восемь лет осужденный за это и другие преступления на почве расовой ненависти Иван Кощеев рассказал «Медиазоне» о том, что происходило с ним со дня ареста до освобождения из колонии.

На момент всего произошедшего я учился на втором курсе техникума. У меня, как и многих, в школе были конфликты с кавказцами — но не более, чем с русскими. Так что личных мотивов у меня не было. Большинство из нас выросли в благополучных семьях, люди достаточно развитые, а два-три человека, я так полагаю, сейчас уже могли бы добиться многого в жизни.

Но тогда мы начинали осознавать, что вокруг творится несправедливость. И значительная часть этой несправедливости исходила именно от кавказцев. Мы не доверяли никаким националистическим организациям — думали, если она существует, значит, там какие-то договоренности с властями. Тем более, что со всеми публичными националистическими фигурами были связаны какие-то неприятные дискредитирующие истории. Мы были молодыми и горячими, нам хотелось действовать здесь и сейчас, поэтому мы выбирали акции прямого действия.

Я и еще два моих товарища примкнули, когда костяк компании уже сложился — они давно встречались и акционировали. Три раза мы с ними ходили на выходы — и в каждом выходе было по несколько эпизодов. Самый последний эпизод — это, собственно, печально известный якут-шахматист.

Меня осудили по двум убийствам (статья 105, пункты «а», «з» и «л» — группа лиц, из хулиганских побуждений, по мотивам национальной розни), нескольким покушениям, за разжигание межнациональной розни. Там по каждому эпизоду в нагрузку шло разжигание — 282 статья (статья 282, часть 2, пункты «а», «в» — организованной группой, с применением насилия). Несмотря на то, что в статье 105 есть пункт о национальной розни, следствие усмотрело в каждом эпизоде еще и 282 — получается, что одно и то же действие попадает под две статьи сразу.

Конспирация и пропаганда

Мы были малолетками, не имевшими никаких представлений о том, как работает уголовный розыск: оставляли кучу улик, открыто связывались по телефону и через интернет. Вечером кого-то убивали, а наутро смотрели выпуски новостей — кого мы там убили? Затем еще и хвастались друзьям: «Вот, вот, это были мы!» Примерно как собираются компании сходить в бар или в ночной клуб. Точно также собирались и мы. Только шли убивать людей.

Поймать нас было элементарно, но полиции долго было плевать на такие дела. По сути, мы были просто малолетней шпаной, а порезанные или убитые мигранты не представляли интереса для полицейских. А власть как таковая в то время пыталась приручать и контролировать все эти радикальные течения. Но в какой момент обожглась о собственную же пропаганду — все вышло из под контроля, начались взрывы, теракты, политические убийства. Году в 2007 власти уже осознали, что с этим пора кончать — начались массовые аресты.

Почти одновременно с нами поймали, например, бригаду Артура Рыно — у них было сорок, кажется, нападений, половина которых с летальным исходом. Было также дело NS/WP — был такой известный сайт, который собирал достаточно большое количество людей. Но на самом деле это просто лейбл — в реальности такой группировки никогда не существовало. К ребятам просто приклеилось название — NS/WP, «Белые волки». Наверняка, кто-нибудь ляпнул в показаниях, так оно и пошло.

Нас же называли «бригадой Калиниченко». Просто потому, что на момент ареста он единственный из нас был совершеннолетний, и только его фамилию, согласно законодательству, могли публиковать СМИ. А Калиниченко, он вообще такой, слегка отсталый.

Некоторые ребята даже пытались писать статьи — мол, «вы что, какой Калиниченко, не позорьте нас». По большому счету, не было никаких отдельных группировок — была одна большая тусовка. Кого с кем поймали, те с теми и стали сидеть. Плюс все, что надумали СМИ — чтобы показать, какие это опасные люди.

Арест и следствие

Как, собственно, работает система: тебя принимают и, конечно, бьют, пытают, запугивают. Но помимо физической начинается психологическая давка. Показания могут написать сами следователи. Когда много народу, кто-то может о чем-то проговориться — не на бумаге, просто на словах. А следователю же ничего не мешает это напечатать, подойти к следующему участнику и сказать: «Вон смотри, он дал показания и на тебя все свалил!». Тот человек в свою очередь растеряется и начнет говорить: «Да-да, я там был, но никого не бил и не резал!».

Сотрудники уголовного розыска вломились ко мне в квартиру. Человек пять-шесть. Отвезли в прокуратуру, где начались веселые процедуры. Но не скажу, что меня били сильно. Возможно, дело в том, что взяли меня предпоследним — мои показания уже не представляли ценности. Одному из нас — Шаховскому Алексею — например, сломали палец. Он рассказывал как — клали пальцы на стол и лупили по ним. Еще одного задерживали весело — избили, посадили в машину, надели наручники. Он спрашивает: «Кто вы такие, куда вы меня везете?». В ответ удар и «молчи, пидор!». Раз пять пытался что-то спросить — с тем же результатом. А когда приехали в прокуратуру, он даже обрадовался, что это именно сотрудники, а не какие-то другие люди.

После меня арестовали только Илью Шутко по прозвищу «Люфтваффе». Он был долго в бегах, почти полгода. К нам на централ периодически приезжало ФСБ. Всех били и спрашивали: «Как его зовут?». А никто не знал, как его зовут. Фээсбэшники вообще могут спокойно приехать в СИЗО, показать корочку — после чего вас отводят в специальную комнату, где вы остаетесь наедине с сотрудниками ФСБ. Не сказать тоже, чтобы прямо сильно нас забивали. Но сами по себе фээсбэшники, они такие… Спрашивают у тебя, например: «Знаешь полковника такого-то?». А ты уже виноватым себя чувствуешь, что не знаешь. Должен знать обязательно, судя по тону вопроса.