Вчера я услышал по радио разговор ведущего программы «С учетом всех обстоятельств» Ари Шапиро (Ari Shapiro) и чернокожего журналиста Джина Демби (Gene Demby), который освещает на Национальном общественном радио расовые проблемы и вопросы многообразия. О чем была беседа? Почему мы не можем говорить на расовые темы. Вот ее основные моменты:

(Звучит фрагмент выступления губернатора Виргинии Ральфа Нортэма: Я не цветной, и цветные люди испытывают разные чувства. Это по-разному на них влияет. И мы должны вести диалог, например, вы и я, чтобы вы могли рассказать мне, а я вам, что мы считаем оскорбительным.)

Демби: Угу, вы мне, а я вам. Мы почти слышим, как он добрался до самой сути — где он признает, что наш опыт, наши переживания и их последствия не симметричны. И тут он заканчивает этим «вы мне, а я вам», как будто его представления о том, что оскорбительно, важны после того скандала с «черной мордой». (Недавно в интернете появилась страница с фотографиями Нортэма из выпускного альбома медицинского колледжа, где рядом с его фото размещен снимок двух людей: один в одежде Ку-клукс-клана, а второй загримирован под негра — прим. перев.)

Шапиро: Как будто это равноценный опыт, мой и ваш, 50 на 50.

Демби: Каждый имеет право. Все эти мнения имеют силу. И первый шаг в этом диалоге сконцентрирован на его ощущениях, верно? Что он в равной степени имеет право, верно? И что один из подводных камней в таких разговорах на расовые темы состоит в том, что мы очень много думаем о белых людях, невинны ли они в душе или нет, и имеет ли силу их мнение. И уже здесь вы понимаете, что такие разговоры не могут быть продуктивными, так как в них не учитывается этот более широкий контекст.

Шапиро: Более широкий контекст означает, что есть преступник и жертва, и вы говорите, что диалог сфокусирован на опыте и ощущениях преступника, а не на страданиях жертвы.

Демби: Правильно. Типа, в этих разговорах мы не слышим ничего о фоне этой картины, который намного шире, верно? Который намного больше его самого. Ну, он губернатор Виргинии. А Виргиния была столицей Конфедерации. В ее школах и кварталах существует такая же сегрегация, как и в других районах страны. И будучи губернатором штата с очень специфичной историей, он ко всему этому причастен.

Шапиро: Итак, вы хотите сказать, что не может быть успешного диалога на расовую тему, если он ведется по принципу «что чувствую я, что чувствуешь ты». Он должен быть основан на исторических, фактических реалиях систем, окружающих то событие, которое находится в центре диалога.

Демби: Правильно. В этом-то и проблема. Мы вступаем в диалог с очень разными представлениями о том, каковы факты, а также о том, каковы ставки.

Давайте условимся, что Ральф Нортэм повел себя в этой ситуации очень плохо. Я не собираюсь его защищать, и мои дальнейшие комментарии в этой статье на самом деле не имеют отношения к этому случаю с Нортэмом. Я совершенно не согласен с тем, как Демби ставит вопрос о диалоге, хотя я согласен с ним в том, что вести такой диалог невозможно.

Первое высказывание Демби выдает всю суть игры. Он называет пустой тратой времени мысли о реальной вине белых и о том, имеют или нет силу их мнения. Как мне кажется, он хочет сказать, что белые в этих псевдодиалогах должны молча сидеть и признавать свою вину, понимая, что из-за этой вины их мнение не имеет никакого значения.

Заметим, как затем Демби возлагает на Ральфа Нортэма ответственность за все давние прегрешения Виргинии, потому что он губернатор штата, входившего в состав Конфедерации. Теперь уже вопрос не в том, использовал ли Нортэм черный грим, и что вменяется ему в вину в связи с этим. С подачи Демби Нортэм стал символом белого превосходства. Понимаете, как это делается?

Если вам кажется, что эта теория ограничивается одним только Нортэмом, значит, вы просто видите сон. Нет ни одного белого человека, чье мнение имело бы значение, потому что белые «причастны» к идее превосходства белой расы. На них пятно коллективной исторической вины. Одно дело — изучать и осознавать, как расовые предрассудки повлияли на американскую историю и привели нас туда, где мы находимся сегодня. И совсем другое — говорить конкретному белому человеку, что в «диалоге» его место с краю, или ему вообще нет там места из-за грехов его предков.

Мы знаем, что возражения против маргинализации и затыкания ртов по расовому признаку подвергаются осуждению как «уязвимость белых». Оспаривание подобных осуждений и выступление в защиту собственного голоса воспринимается как патология. Это такая шулерская игра, в которой белые не могут выиграть.

Вот слова из заявления Демби на Национальном общественном радио:

Прежде всего, мы не можем вести диалог без этих пространств для ведения диалога, в которых его участники заинтересованы находиться.

Зачем белому человеку участвовать в псевдодиалоге, если его мнение обесценено с самого начала, потому что ему вменяют коллективную вину, и если любые его возражения против обвинений воспринимаются как отказ признать вину?

Согласен, у нас должна быть возможность вести настоящий диалог, чтобы укреплять взаимопонимание и солидарность вдоль линий раскола, а может быть, даже идти навстречу исцелению. Но нет смысла в ведении псевдодиалога, который является не более чем идеологическим упражнением в запугивании и контроле. После того, что произошло с Лиамом Нисоном, глупо подставляться на таких площадках. Впрочем, и на любых других тоже, если не считать вашу церковь.

Мы создали культуру, презирающую раскаяние и осуждающую милосердие. Недавно, готовясь к написанию своей очередной книги, я прочитал эссе Солженицына о покаянии в жизни народов. Вот выдержки:

Если к этому добавить накал межнационального и межрасового напряжения, то не покажется натяжкою сказать: что без РАСКАЯНИЯ вообще мы вряд ли сможем уцелеть.

Уж как наглядно, как дорого заплатило человечество за то, что во все века все мы предпочитали порицать, разоблачать и ненавидеть других, вместо того чтобы порицать, разоблачать и ненавидеть себя. Но при всей наглядности мы и к исходу 20 века не хотим увидеть и признать, что мировая разделительная линия добра и зла проходит не между странами, не между нациями, не между партиями, не между классами… разделительная линия пересекает нации, пересекает партии, и в постоянном перемещении то теснима светом и отдает больше ему, то теснима тьмою и отдает больше ей. Она пересекает сердце каждого человека, но и тут не прорублена канавка навсегда, а со временем и с поступками человека — колеблется.

И далее:

В XX веке благодатные дожди раскаяния уже не смягчали закалевшей русской почвы, выжженной учениями ненависти. За последние 60 лет мы не только теряли дар раскаяния в общественной жизни, но и осмеяли его. Опрометчиво было обронено и подвергнуто презрению это чувство, опустошено и то место в душе, где раскаяние жило. Вот уже полвека мы движимы уверенностью, что виноваты царизм, патриоты, буржуи, социал-демократы, белогвардейцы, попы, эмигранты, диверсанты, кулаки, подкулачники, инженеры, вредители, оппозиционеры, враги народа, националисты, сионисты, империалисты, милитаристы, даже модернисты — только не мы с тобой! Стало быть, и исправляться не нам, а им. А они — не хотят, упираются. Так как же их исправлять, если не штыком (револьвером, колючей проволокой, голодом)?

Переживший заключение в ГУЛАГе Солженицын осуждал мысль о том, что русские настолько настрадались, что им не в чем раскаиваться. Нет, говорил этот писатель: каждый человек должен свериться со своей совестью. Нет людей без греха.