«Власть озабочена сейчас, чем занять силовиков. Любой ответ на этот вопрос — плохая новость». Павел Чиков предчувствует новую реальность.
Руководитель международной правозащитной группы «Агора» Павел Чиков формулирует дилемму, перед которой оказалась российская власть — сократить огромный силовой аппарат, простаивающий в отсутствие реальных угроз режиму, или сконструировать новый образ врага.
Новая ситуация
Стагнация на рынке репрессий — Исключение: «террористы» — Рвение и инициатива на местах — Кавказ и Сирия — Дела против силовиков
Чтобы говорить о политических делах, сначала надо сравнить сегодняшнюю ситуацию с 2011-2012 годом. Разгон акции на Чистых прудах, дело Pussy Riot, обыски у Навального, Собчак, «болотное дело», весь пакет репрессивных законов, включение «бешеного принтера» — говоря биржевым языком, тогда был растущий рынок репрессий, перманентное усиление Следственного комитета, Центра «Э» и других силовиков. Это продолжалось до середины 2016 года.
На протяжении последних трех лет мы видим кардинальное изменение ситуации. Правда, оно не линейное. За последние три года рынок репрессий в целом падает. Но при этом некоторые сегменты растут.
Стало существенно меньше явно необоснованных политически мотивированных уголовных дел. До 2016 года шло давление по всем направлениями, оно было одинаковым. Грубо говоря, радикальных мусульман преследовали так же, как правых и либеральных оппозиционеров — что ты салафит из Дагестана, что ты человек из команды Навального в Москве, что ты правый из Питера. Что ты политическая оппозиционная структура, что ты правозащитная организация, что экологическая — давили одинаково. С высоты 2019 года кажется, что репрессии в период 2012–2016 годов с пиками в 2014–2015-м носили массовый характер.
Сейчас ситуация поменялась. Нет системного давления на неправительственные организации, на СМИ, даже на политическую оппозицию. Но что касается массовых акций протеста, то здесь ситуация отличается: количество привлеченных растет, количество арестов — тоже. Есть административное давление, новые составы КоАП, новые прецедентные дела.
Но политических уголовных дел стало меньше. При этом они сконцентрировались в определенных секторах и [возбуждаются] в отношении определенных групп. И там, где они есть, реагирование и последствия жестче, чем раньше. Произошло углубление политических репрессий в определенных направлениях. Например, радикальные мусульмане и дела «Хизб ут-Тахрир». Их участников перевели из категории экстремистов в категорию террористов; сумасшедше увеличились сроки, они достигают 20 лет без единого пострадавшего и погибшего в деле. И это не Северный Кавказ, там «Хизб ут-Тахрир» практически нет.
В основном речь о Крыме. Это делается для целенаправленного преследования крымских татар, а «Хизб ут-Тахрир» только повод. Есть еще и башкирские группы, но это некая инерция — не было бы сейчас крымских хизбов, не было бы и башкирских.
Отсюда выход на экстремистские и террористические сообщества: «Артподготовка», «Новое величие», «Сеть», неонацистские группы. Там тоже нет пострадавших, трупов, реальных действий. Это все дела за разговоры, намерения, планы, ценности. Плохие, хорошие, защищаемые, не защищаемые — но это не более, чем слова и мыслепреступления в своей массе. И когда за это люди получают сроки от четырех–пяти до 20 лет лишения свободы — это абсолютно новое явление.
Еще есть рвение местных генералов. Назначили в Красноярск нового начальника ФСБ из Коми в награду за раскрытие группы Гайзера, он горит желанием вновь отличиться. И появляется дело «Артподготовки»: именно в Красноярске ее признали экстремистской организацией. Дело «Сети» из Пензы — этого же порядка. Такие инициативы с мест в стиле «товарищ Сталин, просим увеличить лимиты первой категории», активно поощряемые карьерным ростом, ростом потолков званий и открывающимися прибыльными горизонтами, поддерживают сегодня жизнь репрессивного аппарата.
Напряженной остается ситуация на Северном Кавказе, но здесь переключились на сирийскую кампанию. Борьба с ИГИЛ дала большую почву силовикам для работы по выявлению террористов. Символ этого всего — Варвара Караулова. Но понятно, что на Северном Кавказе сотни таких дел. И это способствует сохранению полицейского произвола в самых ужасных проявлениях. Фигуранты таких дел за людей не считаются, и поэтому в отношении них оправданы любые насильственные действия силовиков. Поэтому похищения, пытки, убийства продолжаются.
Отличие последних полутора лет — пошли уголовные дела в отношении полицейских. Ингушское дело ЦПЭ, в Дагестане есть несколько дел, в Северной Осетии слушается в суде дело десяти полицейских за пытки и убийство.
Это то, чего раньше не было. Многие годы дело Кадета, было чуть ли не единственным примером уголовного преследования силовика за пытки на всем Северном Кавказе. Конечно, это хороший тренд, но шлейф сирийской кампании все еще подпитывает локальные репрессии на Северном Кавказе.
Силовики без работы
Упадок статьи 282 УК — Компенсация: морщить маргиналов с удвоенной энергией — «Свидетели Иеговы» — Девальвация экстремизма — Дефицит работы для силовиков
Но все равно у нас новая ситуация. По какой-то причине принято политическое решение не трогать мейнстримеров. Один из символов — падение 282-й статьи, то есть студенток Мотузных трогать нельзя, публика больше это не терпит. Это однозначный тренд. Теперь за экстремизм нельзя привлекать к ответственности за явно лайтовые вещи: без призывов к насилию, без жесткого сленга, без откровенного разжигания. За шутки и картинки. Но можно продолжать морщить с удвоенной энергией тех, за кого широкая публика не впишется, то есть условных «маргиналов» всевозможных направлений. Салафиты на Северном Кавказе, нурсисты, крымские татары в Крыму, саентологи в Питере, последователи «Аум Синрикe», сторонники Мальцева, анархисты, бегающие по лесам со стволами — это не мейнстримная активность. Что, конечно, не означает ее заведомую незаконность.
И тут подоспели «Свидетели Иеговы». Целых 150 тысяч членов запрещенной организации в стране! Это же просто рай для всех оперативных служб — любое количество палок, возможности внедрения и вербовки, золотая жила. В большей степени [эта активность силовиков]— вынужденная. Все прекрасно понимают, что «Свидетели Иеговы» не представляют ни для государства, ни для общества, ни для РПЦ ровным счетом никакой угрозы. И они являются жертвами режима просто потому, что большую армию силовиков надо чем-то занимать.
Минюст России зарегистрировал первую общину Свидетелей еще в 1991 году. Начиная с 1995-го на них стал оказываться прессинг. В 2002-м московская община подала жалобу в ЕСПЧ. Первое решение суда о признании местной организации «Свидетелей Иеговы» [экстремистской] было принято в Ростовской области еще 10 лет назад (МРО «Свидетели Иеговы «Таганрог»» внесена в список экстремистских организаций решением Ростовского областного суда 11 сентября 2009 года — МЗ). Примерно в то же время ЕСПЧ удовлетворил жалобу и признал преследование религиозной группы необоснованным.
