Кто работает в Центре «Э»? Это престижно?

Когда центр только создали, туда никто не хотел идти. Для сотрудников было очень показательно, что его создали на руинах УБОПа, который работал по похищениям людей, вымогательствам и так далее, а теперь люди сидят и занимаются какими-то репостиками в социальных сетях. Считалось, что это несерьезно — пальба из пушек по воробьям.

Поэтому в 2011 году, когда я только перешел туда, был очень большой некомплект — сами сотрудники говорили, что там перекати-поле, как в американских фильмах. Штатная численность из ста человек была забита на 50–60 процентов. А людей, понимающих специфику работы, было меньше десяти человек. Это были люди, которые действительно в чем-то разбирались: например, могли по одежде понять, к какой субкультуре или организации человек себя относит. Остальные вообще ничего не понимали.

В целом очень небольшое количество людей шло туда, потому что им было это интересно: например, сами были какими-нибудь футбольными фанатами. Остальные шли пересидеть до пенсии, кого-то ссылали туда в наказание. Очень показательно было то, что руководители подразделений сами ездили по институтам МВД и вербовали будущих выпускников себе на службу. Никакой очереди из потенциальных сотрудников за забором не стояло.

Со временем ситуация изменилась. На коллегиях МВД президент [Владимир Путин] неоднократно озвучивал необходимость усиления борьбы с экстремизмом. Роль ЦПЭ возрастала, поэтому сотрудники начали пользоваться приоритетом при проведении оперативно-разыскных или технических мероприятий, решении сложностей с бюрократией и очередями. Сейчас ЦПЭ везде дан зеленый свет.

В итоге сотрудники хотят теперь работать там. Во многом потому, что там нет такой нагрузки, как в районных отделах или уголовном розыске. Все-таки специфика работы немного другая. Если в том же уголовном розыске работа по раскрытию преступления строится от преступления к [совершившему его] лицу, то в ЦПЭ наоборот — от лица к преступлению. Бывает и так, что сотрудники узнают о каком-то подозрительном человеке, а уже потом он что-то совершает. Но задерживать заранее все-таки нельзя, потому что никто не знает, совершит ли в итоге человек что-то противоправное или нет. Тут очень легко скатиться к провокациям.

Как появляются уголовные дела об экстремизме?

Я бы поделил все громкие дела об экстремизме, которые вызывают в обществе раздражение, на две категории по причинам их появления. Первая — дело против действительно какого-то знакового персонажа, которого начинает «мочить» государственная машина. Мне никогда сверху не спускали приказ «замочить» кого-то неугодного, но я видел, как работают другие сотрудники, и допускаю, что такое может быть.

Вторая категория дел — голимая «палочная» система. В прямом смысле ее в ЦПЭ не было, но отчитываться сотрудникам о делах все равно нужно — то есть те же яйца, только в профиль. И мне кажется, что большинство дел относится ко второй категории. Вряд ли та же Мария Мотузная была кому-то нужна до того, как на нее возбудили дело. Подобные дела появляются потому, что сидят менты и думают: «О, блин, прикольно, есть картинка сохраненная, давайте сделаем и отчитаемся». Тем самым оправдывают нужность своего существования. Государство с них требует, они идут и делают.

Как сотрудники Центра «Э» относятся к уголовным делам за репосты?

В целом отношение такое: это просто работа. Большинство не задумывается над тем, что за какой-то пост или видеоролик можно человеку искалечить всю жизнь. Наверно, можно назвать таких сотрудников приспособленцами или временщиками. Они рассуждают по принципу: я сделаю то, что от меня требуют, лишь бы начальник на меня не орал.

В большинстве случаев сотрудники ЦПЭ — это опера, которые раньше работали в уголовном розыске или в каком-то подобном подразделении. Они работали по убийствам, кражам, разбоям. А здесь все просто — репостик во «ВКонтакте». Поэтому все хотят сохранить это теплое место и готовы делать что им говорят.

Как сотрудники относятся к власти и оппозиционерам?

Когда я работал там, то не слышал каких-то негативных отзывов о власти. Но не было и такого, чтобы нам навязывали, что есть какая-то конкретная категория врагов. Правда, по отдельным политическим деятелям говорили, что вот этот человек — агент Госдепа, у него на счетах миллионы бабла в иностранной валюте. Конкретных фамилий называть не буду, но они широко известны.

Более того, в центре были люди, которые представляли себе, что на дворе 1917 год, а они в кожаной куртке и синей фуражке. Очень хорошо помню, что когда прошли выборы Путина в 2012 году и его только-только избрали, у нас была обычная планерка. И один из руководителей на ней без тени улыбки и сарказма сказал: «Все, с завтрашнего дня свобода слова в нашей стране закончена». В его понимании ситуация обстояла так: выборы прошли, свободы слова больше не будет и сейчас мы, крутые чекисты, будем всех мочить.

Если говорить в целом, то к оппозиции отношение разное. Есть единицы, кто ненавидит ее. А если брать основную массу, то для большинства отделов оппозиция вообще не их тема. Например, отдел по антитеррору — они там ловят террористов, внедряются к ним, какое они имеют отношение к оппозиции?

Если смотреть на профильные отделы, которые работают по массовым мероприятиям и тому подобное, то там тоже больше слепой исполнительности, чем личного отношения. Начальник приходит и говорит: «Надо сделать вот это». И никто не задает вопросов, идут и делают. Уже в процессе работы это может перерасти в какую-то личную неприязнь. Потому что ты начинаешь работать по человеку, узнавать его и видишь, что он какой-то дурак и занимается чем-то нехорошим. Естественно, ты начинаешь испытывать что-то личное, потому что он может выкинуть что-то из ряда вон выходящее.

Какие задачи сотрудники Центра «Э» выполняют на митингах?

Сотрудники смешиваются с толпой, косят под митингующих. Главная задача — выявлять наиболее активных, зачинщиков, правонарушителей. Может быть, провокаторов. Кроме того, сотрудники ЦПЭ должны знать и опознавать политических деятелей. Мы же видим, что как только выходит какой-то известный человек, его сразу задерживают только из-за того, что это он.

Нет такого, чтобы сотрудники полиции в форме были у них в подчинении, но какая-то степень взаимодействия существует. Сотрудник ЦПЭ может указать на кого-то, кого он считает необходимым задержать, и его, конечно, задержат.