В начале ноября 1938 года, то есть всего за несколько дней до «Хрустальной ночи» (9–10 ноября), Эйхман направил в Берлин штурмбанфюреру СС Эрлингеру отчет о деятельности Центра, в котором, в частности, напоминал о высказанной им еще в начале 1938 года инициативе организовать аналогичный орган во всеимперском масштабе. События «Хрустальной ночи» добавили много нового в антиеврейскую проблематику, так что решение Гейдриха созвать в субботу, 12 ноября, совещание в РСХА, посвященное выработке стратегии Рейха в еврейском вопросе, не выглядит удивительным. На этом совещании Геринг от имени Гитлера подчеркивал перспективы «Плана Мадагаскар» (об этом плане см. ниже), а Эйхман доложил о своем венском опыте, а также о целесообразности открытия в Берлине центра, аналогичного венскому.
Несмотря на погромные настроения после «Хрустальной ночи», «окончательное решение еврейского вопроса» в то время мыслилось еще в категориях эмиграции, а не ликвидации. В своеобразном эмиграционном раже Эйхман договорился даже до того, что в середине февраля 1939 года, ссылаясь на более чем двукратный спад динамики заявлений на эмиграцию, предложил освободить из Дахау и Бухенвальда всех австрийских евреев, заключенных туда после 9 ноября 1938 года, и отправить их куда подальше заграницу. Это предложение, однако, не встретило понимания в СС.
Несмотря на противостояние еврейской иммиграции из Рейха в страны-реципиенты, показатели эмиграции и в начале 1939 года были достаточно высокими. Достигнуто это было, отчасти, благодаря поездкам за рубеж руководителей Венской еврейской общины и Палестинского Бюро (последнее добивалось тогда для Австрии половинной квоты на легальный въезд в Палестину), наращиванию так называемых «китайских транспортов» и мероприятиям по профессиональной переподготовке эмигрантов, нацеливающих их на жизнь в Земле Обетованной. «Китайские транспорты» служили, насколько можно судить, лишь отчасти для переселения в Шанхай, но главным образом — для нелегальной иммиграции в Палестину.
Но прошло еще некоторое время, пока пропагандируемый Эйхманом орган был действительно организован Гейдрихом в Берлине. Это произошло на следующий день после того, как Гитлер произнес в Рейхстаге 30 января 1939 года свои язвительные слова о поведении демократических стран, проливающих слезы о судьбе несчастных немецких евреев и одновременно отказывающих им во въездных документах. Еще через восемь дней с похожими провокациями выступил и Альфред Розенберг, чьей шокированной аудиторией стали дипломатический корпус и иностранные журналисты: он потребовал от Англии, Франции и Голландии создания еврейского резервата на 15 миллионов человек где-нибудь на Мадагаскаре, в Гайане или на Аляске.
Новая организация получила название «Имперского Центра по еврейской эмиграции» (Reichszentrale für Jüdische Auswanderung). Получив назначение возглавить его, начиная с 1 октября 1939 года, Эйхман покидает Вену и возвращается в Берлин. Здесь, наряду с хлопотами об эмиграции, он приступает и к планированию принудительного переселения евреев в только что (12 октября) созданное «Генерал-Губернаторство для оккупированных польских областей» (5), а также внутри него и, если понадобится, то и из него. А 21 декабря 1939 года Гейдрих назначил Эйхмана главой спецреферата IV D 4 (Referat Auswanderung und Räumung) в РСХА, призванного координировать все переселения евреев и поляков на оккупированной польской территории. В результате Эйхман стал поистине ключевой фигурой не только в выработке концепции, но и в реализации программ всех проектов по «решению еврейского вопроса».
Их венцом станет, в конечном счете, организация транзитных лагерей в западноевропейских странах и широкой сети гетто при железнодорожных узлах в оккупированных областях на Востоке, сосредоточение в них миллионов евреев — с последующей их депортацией в концлагеря и лагеря уничтожения. Как практику, ему еще многое предстоит обдумать, освоить, предложить и усовершенствовать. К познаниям в области иудаики и гебраистики придется присовокупить и сведения из химии и физиологии человека, помогающие найти правильное решение при ответе на такой, например, нелегкий вопрос: какой из выпускаемых промышленностью удушающих газов эффективнее и рентабельнее при ликвидации каких порций людского материала. И глубоко заблуждаются те, кто считают его клерком, кабинетной крысой в нарукавниках: командировки в гетто и концлагеря доказывают обратное.
«Операция Ниско»
Первой акцией Эйхмана в Берлине стала так называемая «Операция Ниско». После оккупации Польши в сентябре 1939 года в немецких руках оказалось почти вчетверо больше евреев, чем их было в Германии до прихода нацистов к власти, — около 2 миллионов человек. Около четверти из них проживали на землях, инкорпорированных непосредственно в Рейх (два новоиспеченных райхсгау – Данциг-Западная Пруссия и Вартегау, вобравшая в себя аннексированную территорию западной Польши с центром в Позене и восточную часть Верхней Силезии). Депортации и освобождение их от еврейского населения казались само собой разумеющейся и первостепенной задачей. Но возникал вопрос: а куда? Где это тихое, удаленное и не предназначенное для «германизации» место? Где будет возрождена российская черта оседлости для евреев в ее немецком исполнении? (6)
В течение сентября ответ на этот вопрос искали внутри будущего Генерал-Губернаторства: обсуждались идеи «еврейского государства» близ Кракова или же «имперского гетто» в Люблине или близ Люблина. Уже в середине сентября 1939 года соответствующие слухи поползли среди еврейского населения бывшей Польши и даже просочились в прессу. В самом конце сентября Гитлер несколько раз высказывался о желании переселить все еврейство, в том числе и немецкое, куда-нибудь в Польшу, между Вислой и Бугом.
Так что, ничего удивительного не было в том, что Эйхман и Шталеккер, по указанию начальника гестапо Генриха Мюллера от 6 октября о депортации евреев из Вены, Катовиц и Остравы, выехали 12 октября на трехдневную рекогносцировку в зону, в то время еще временно контролируемую Красной Армией, и остановили свой выбор на пространстве в 20 тыс. кв. км между Вислой, Бугом и Саном со столицей в Люблине.
В эту резервацию, по их мнению, должны были свозить всех евреев со всей Европы, но в первую очередь из Германии, Австрии, бывшей Чехословакии и Польши. Тем самым она мыслилась как важнейшая составная часть стратегического плана по радикальной этноструктурной перестройке Восточной Европы в видах ее германизации. 7 октября 1939 года фюрер назначил Гиммлера Рейхскомиссаром по укреплению германской народности: в этом качестве он должен был курировать и вопросы депортаций поляков из районов, намеченных для сплошной ариизации (например, из Данцига и Вартегау). Поляков же предполагалось частично переселить в районы, освобождаемые от евреев, так что связь всех этих усилий с тем, что неподалеку делал Эйхман, была самая что ни на есть прямая.
Собственно депортации евреев начались без какой-бы то ни было раскачки — уже 9 октября 1939 года был отдан приказ о депортации из Остравы-Моравской и Катовиц, а 10 октября — о депортациях из Вены. Евреев заставляли подписывать заявления об их якобы добровольном переезде в «лагерь для переобучения» (7). Станциями их отправления были Вена, Острава-Моравска и Катовице, а также Прага и Сосновице, а станциями прибытия — главный лагерь Ниско на реке Сан, а также промежуточный лагерь в деревне Заречье на противоположном берегу. Оба лагеря были совсем недалеко от советской границы, и некоторым евреям удавалось даже бежать в СССР.
