За год сайту «Правые Новости» уже прилетали несколько страйков и блокировок от РКН за информацию, якобы порочащую россиянскую армию. Видимо тувинский вождь всерьёз обеспокоен несуществующей репутацией вооруженных сил РФ.
Продолжаем публиковать материалы, расстраивающие Шойгу и его шайку.
«Психиатр сказал, что я предатель и хочу откосить». Как расследуют случаи многонациональной дедовщины и насилия в российской армии.
Этой весной в российскую армию отправили почти 135 тысяч новобранцев: призыв длится с 1 апреля по 15 июля. Несмотря на то, что Минобороны считает, что такие понятия, как «дедовщина» и «казарменное хулиганство», в российской армии искоренены, заявления о неуставных отношениях в воинских частях продолжают поступать правозащитникам. Настоящее Время рассказывает истории мужчин, которые пострадали в российской армии от насилия – как физического, так и морального.
«Я мог начать плакать с утра»
20-летний Ильнур Адашев (фамилия изменена) в начале апреля 2021 года был комиссован с военной службы в воинской части 12128, которая находится в селе Тоцкое Оренбургской области. Срочник четыре месяца провел сначала в медроте, затем в военном госпитале и психоневрологическом диспансере. После этого его отправили домой с диагнозом «транзиторное расстройство личности». Нервные срывы у него начались после того, как срочник из Дагестана в декабре прошлого года избил его на глазах у роты, рассказывает Ильнур.
«Он всего лишь на месяц дольше меня служит, – говорит он. – Придрался к тому, как я заряжал телефон. Подошел к моей кровати, сел на меня сверху, начал бить по лицу, а затем стал душить. Когда я уже закряхтел, отпустил. Все сослуживцы это видели, но нет, никто не заступился – все боятся, что с ними сделают так же».
После этого случая агрессор еще несколько раз исподтишка бил его, вспоминает Ильнур. Адашев, у которого и раньше были проблемы с эмоциональным фоном, стал испытывать панические атаки.
«Я мог начать плакать с утра и не останавливаться несколько часов, – говорит он. – Два месяца я бесконечно температурил: меня выписывают – в тот же вечер температура опять поднимается. Ничего не мог делать, меня трясло, и это, конечно, сказывалось на службе, все видели».
Сослуживца после жалоб Адашева перевели в другую роту. Но Ильнур рассказывает, как через других солдат тот передавал ему, что «его найдут»:
«Всего в этой травле человек пять участвовало, – говорит Ильнур. – Могли подловить меня в столовой, еще где-нибудь. В итоге я не выдержал и порезал себе вены».
После попытки суицида командиры воинской части сначала отправили Адашева к психологу, а затем вызвали срочника к себе на разговор. По словам Ильнура, его упрашивали «не губить себя».
«Я требовал, чтобы меня отправили на комиссию в психоневрологический диспансер, – говорит Ильнур. – Они говорили мне, что я загублю себе будущее, если меня комиссуют из армии «по дурке». Но я не успокаивался, у меня истерики были непрекращающиеся – им пришлось меня отправить к врачам. Психиатр, прежде чем выписать мне направление на обследование, сказал мне, что я предатель и хочу откосить от армии. Мы с ним часа полтора про Путина разговаривали. Сказал мне: «Если тебя не снимут, я тебя отправлю в дисбат или в прокуратуру».
В военном билете у комиссованного Адашева указан психоневрологический профиль госпиталя, в который его положили. Основательница «Движения сознательных отказчиков от военной службы» в Санкт-Петербурге Елена Попова, знакомая с Ильнуром, называет эту приписку незаконной. «В военном билете должны указывать организацию, которая проводила врачебную комиссию, – говорит она. – Просто название и номер госпиталя. А военкомат из говнистости, простите, фактически раскрывает врачебную тайну».
«Чего жалуешься? Только пришел, а уже устал»
В армии все новобранцы сначала друг к другу присматриваются, а потом сбиваются в «банды», рассказывает житель Читы Семен Астахов (фамилия изменена). В 2014 году он служил в воинской части в Песчанке недалеко от родного города.
«Буряты в одной банде, кавказцы в другой, якуты в третьей, – говорит он. – Я сначала во взводе служил, где одни буряты были. Ну и они начали всех «дрочить», прошу прощения. По отдельности все нормальные были, а потом сбились в банду, человек 30 – и почувствовали: их много. Были там парни, которых они замучили. Помню одного: поначалу был веселый пацан, а потом вечно грустный, поникший».
Семен уверен: агрессия друг к другу у солдат начинается из-за того, что в армии «заняться нечем». Сам он с сожалением вспоминает проведенный на службе год.
«У меня было ощущение, что я занимаюсь какой-то идиотией, – говорит он. – В Песчанке я был радистом. Но за полгода радиостанцию, на которой я должен был работать, видел всего два раза – и ее не включали ни разу. Как-то нас привели на полигон, командир говорит стрелять. А там поле чистое – ни мишеней, ничего. Куда стрелять, спрашиваю. «Стреляй в поле». Вот мы полгода просто и стреляли в поле».
Егор Дмитриев из Екатеринбурга (фамилия изменена) в ноябре 2019 года закончил контрактную службу в Приаргунском погранотряде в Забайкальском крае. На профессиональную службу в армии пошел после срочной. Но то, что продлевать контракт не станет, понял сразу. За заработную плату в 48 тысяч рублей (около $650) сержант три года охранял границу с Китаем вместе с другими контрактниками. В первые же дни своей службы из-за отсутствия зимней амуниции он застудил себе суставы – с тех пор у 25-летнего Егора болят ноги, зимой он носит специальные наколенники.
«Я тогда не получил теплую одежду, мне что выдали – я в том и пошел в наряд, – вспоминает он. – Это была весенне-осенняя обувь, берцы. Вечером воспалились колени, пришел в медпункт, а его начальник мне сказал: «Чего жалуешься? Только пришел, а уже устал. А вдруг ты специально пошел переохладиться?»
Военную форму: обувь, штаны, куртки – контрактники часто покупают себе сами, говорит Егор. При поступлении на службу им выдали старое обмундирование. Заставы также были не приспособлены для комфортной жизни:
«Это здания из кирпича, зимой холодно в них, – говорит Дмитриев. – Во всех комнатах стояли обогреватели: трубы не работали и отопления не было совершенно. Парни надевали бушлаты и просто спали в них. Эти заставы с советских времен еще, их когда-то построили сроком на пять лет, они временными должны были быть, но…»