Лихо носится по улицам Федька Удалец. Весело гремит доска с колесиками, бряцает медалька на груди, грустно постукивают обрубки ног. Любят прохожие Федьку, дают ему то крендель сахарный, то ватрушку. Федька доволен, мурлычет, ластится как кот. Говорят, родился Федька в казарме от союза сержанта и полена, потому вышел немножко глуповатым. Сердобольные старушки, видя, как Федька катается на своей тележке возле их ног, иногда брали мученика на коленки и качали его, словно малыша, тихо рассказывая о социализме. Тогда счастливый Федька жмурился на солнце и засыпал. Но особенно любили Федьку десантники, ведь молодец лишился ног из-за храбрости, когда залез зимой в фонтан. Выступил он тогда против власти ужасного двухголового Чудо-Юда, вел за собой рассерженный народ и не отступил революционер, не сдался, а завел всех в фонтан, где и простоял с полчаса, Чудо-Юду кулаком угрожая. Там ноги и обморозил. Обкорнали Федькины ходули по самые колена, а из-за моря прислали ему медаль: «Жертве кровавого режима». С гордостью носит её Удалец, показывает народу. А народ кто рубль, кто целый алтын даёт.
Но однажды случилась беда с Федькой. Оттолкнулся он посильнее от мостовой, разогнал свою тележку аки болид спортивный, да не справился с управлением и врезался прямо в оборотня в погонах. Омоновец почесал волчий загривок и схватил бедного Федьку крючковатой лапой:
— Ты что творишь, Удалец? — говорит чудище, — речи смутные ведешь, народ к бунту подстрекаешь. Давно в околотке не ночевал?
А оборотни в погонах страшные звери. Носят они камуфляжную форму прямо поверх волчьего тела, жесткой шерстью поросшего. Горят их глаза злым огнем, а в пасти торчат уродливые желтые клыки. Детишек в колыбели ими пугают. Те из них избами лубяными награждаются, кто больше врагов двухголового Чудо-Юда съест. Но не испугался Федька, плюнул в лицо оборотню, забил себя в грудь:
— Мы здесь власть, идолище поганое! Я за народ пострадал, в фонтане себе ноги отморозил, мне даже медаль из-за океана прислали. И сроком меня не пугай. Я бывалый политический узник, я много раз по пятнадцать суток сидел!
Злорадно окружили оборотни героя. Подтянулась к ним подмога. Не унимался мучитель в погонах, начал трясти Удальца за шиворот, приговаривая:
— А ну, показывай, курва, сколько тебе зеленых бумажек-то Госдеп проклятый отчислил, чтобы ты царство Чудо-Юдинское разрушил! Показывай, за сколько серебряников тебя купили!
Но, как не тряс оборотень героя, ни одной зеленой бумажки не выпало из его карманов. Зато не замечали глумящиеся звери, как вокруг них постепенно скапливается народ. Как в злобе закатывают мужчины рукава, как голосят женщины, и как тучи мутные заволакивают солнышко ясное. Любили в народе Федьку. Считали его за помазанника божьего, за правду ведь он пострадал, когда против гнёта поднялся. В царских кутузках томился, а потом ноги ради революции отдал. И вот не выдержал богатырь русский, Гора Лузянишкой зовущийся, подошел он к оборотням в погонах, да заломах их так, как привык на медведя с голыми руками ходить. Завизжали оборотни поганые:
— Помогите! Помогите!
Но крепко держал их Гора Лузянишко, душил их русской народной любовью, пока не отдали они Чудо-Юду душу. Взобрался тогда освобожденный Федька Удалец на свою тележку, да прокричал солдатским голосом:
— Люди русские, сколько терпеть можно произвол на земле нашей! Пойдемте маршем на палаты красно-каменные, свергнем идолище поганое, окаянное Чудо-Юдо, кровь из земли русской пьющее.
И покатил впереди войска на тележке. Понравилось народу, что помимо социализма заговорил, наконец, Федька про русских. Быстро за ним смыкалась толпа. Увеличивались народные ряды. Приходили в них люди честные, замученные гнетом оборотней в погонах, да беспределом этнических бабуинов. Всякий нёс, что мог: кто чушь, а кто дубинку телескопическую, из-под полы купленную, кто нож в рукав запрятанный, кто-то бутылку с греческим огнем, а самые смелые самодельные пищали несли, уральскими мастерами сделанные.
— Вперёд, — кричал Удалец на волокуше с колесиками, — вперёд, революция!
Вскоре ждал бунтовщиков кордон оборотней в погонах, закованных в сверкающие стальные латы. Потрудился над доспехами голубой кузнец Юдашка, и не брали их не булыжник заговоренный, ни палки сучковатые. Вооружены оборотни были стальными дубинками, водкометами, да ненавистью к людям. Расхаживали среди них пузатые командиры с седой шерстью, подбадривали рядовых и кричали в мегафоны:
— Разойдись холопы, вы против стабильности! Поклонитесь Чудо-Юду!
Но не хотела разгневанная толпа отступать. Навалилась она всем миром на цепи охранителей, да разорвала их. Снова отличился молодец Гора Лузянишко, и другие свободолюбцы не отставали: мутузили кровопийц, закидывали их булыжниками, пинали и били. Быстро сдались монстры, пали на колени и взмолились о пощаде. Федька Удалец, который куда-то скрылся перед началом битвы, подъехал уже после победы, тут же сказал громко и властно:
— Мы все пойдем против Чудо-Юда окаянного. Я знаю, что и среди оборотней есть нормальные люди.
Обрадованные оборотни срывали погоны, и тут же с их лица выпадала шерсть, распрямлялась спина и вместо кровавых зрачков появлялись чистые голубые глаза. Стали они похожи на людей, избавившись от формы камуфляжной, и вливались в ряды протестующих. Улюлюкая, гнались они за теми пузатыми оборотнями, кто бежал, опустившись на четвереньки. Казалось, победа была близка. Но когда толпа, крещенная уличным боем, с веселыми песнями и злыми прибаутками пошла к логову чудища, которое уже никто не охранял, то начало происходить нечто странное. В ряды народные стали приходить какие-то звери и существа, чей пол нельзя было и счетчиком Гейгера определить.