Расстрел у бара «Боня M». Ковбойский вестерн, разыгравшийся у бара с экзотическим для сельской местности названием «Боня M», круто изменил судьбу фермера, взявшегося выращивать на волжских пастбищах калмыцких мериносов.

Калмык Кирсан Басангов на высоком правобережье Волги объявился в конце 80-х после окончания Казанского ветеринарного института. По специальности, однако, не проработал и года. Его, выходца из семьи скотоводов, которая меньше двух сотен овец не держала, ветеринарная практика на захудалом животноводческом комплексе не устраивала. И когда был принят национальный проект «Развитие АПК», позволявший крестьянам брать под незначительный процент крупные банковские ссуды, он занялся близким с детства овцеводством.

Отец закупил ему на родине сотню овец, да не абы каких, а тонкошерстных белых мериносов. Они быстро растут, мясо – гастрономический деликатес, а мех – «золотое руно»! Кирсан с дядей Аксеном загнали эту блеющую беспокойную отару в трейлер и отправились за две тысячи километров на Волгу. Дома у них с подножным кормом было скудно, а здесь, куда ни глянь, луга и пастбища! Четверо суток длилось путешествие калмыцких «аргонавтов». Дядя остался помогать племяннику на новом месте.

– Мне сам бог велел стать овцеводом, ведь я по зодиаку Овен! – с этих слов началось наше знакомство с Кирсаном. – Назови женщину овечкой – она обидится. А зря! На самом деле овца – необычное, светлое и нежное создание. А какие добрые, прекрасные у нее глаза! Мой земляк, народный поэт Давид Кугультинов как-то сказал: «И овца понимает, что такое цветок в степи, она на него не наступит…»

И дело пошло! Еще бы, племянник – дипломированный ветеринар, дядя – потомственный чабан. Куда уж лучше? Стадо быстро росло, племенных овец охотно разбирали соседние хозяйства, местное руководство их «семейный подряд» устраивал. И все бы ничего, не нагрянь сюда бригада шабашников с Кавказа. Ладно, если б они только строили! Но довольно скоро их деятельность приняла явно криминальный характер. Откупив местную «забегаловку», они переделали ее под бар с вывеской «Боня М» (Боня Махмуд у них был за главного) и повели себя словно конкистадоры на Диком Западе. Не проходило дня, чтобы они на кого-то не «наехали»! Однажды даже избили участкового, но инцидент замяли – не оказалось свидетелей. Местные мужики – народ неконфликтный – все это терпели, угрюмо копя к новоявленным мафиози бессильную злобу.

Трудно сказать, сколько бы все это продолжалось, если бы в конфликт не оказались втянуты овцеводы. Накануне Курбан-байрама у них из загона пропало несколько баранов. Кирсан не сомневался, что в краже замешаны кавказцы: если не сами съели, то наверняка свезли перед праздником в Казань. Обращаться в милицию? А где свидетели? Но, после того как «разули» его «Ниву» (он только что заменил на ней старые покрышки), все же заявил. На следующий день к нему явился Боня собственной персоной и потребовал заявление из милиции забрать. Возмущенный такой наглостью фермер выставил его за дверь.

Это стало первым шагом к роковой развязке.

Несколько дней спустя на ферму вернулась лошадь без телеги. Почуяв неладное (Аксен должен был привезти из Верхнего Услона металлические уголки для новой овчарни), племяш бросился на поиски дяди. И обнаружил его мертвым под дамбой, придавленным повозкой с теми самыми уголками. По версии следствия, проходя по глубокой автомобильной колее, лошадь, взбрыкнув, опрокинула подводу вместе с возничим. Оглобля придавила ему шею, и он скончался на месте. Но племянника такое заключение не убедило. Дядя этой дорогой никогда не ездил, с чего бы ему менять маршрут, да еще с такой тяжелой поклажей? Скорее всего, его убили, а потом подбросили тело под дамбу, инсценировав несчастный случай. Но как докажешь?

А вскоре на дверях сельмага появились анонимные объявления: некие «доброжелатели» советовали работникам фермы расторгнуть трудовые договоры. Тем, кто ослушается, грозили «красным петухом»! Возникла паника – иные даже взяли отпуска, чтобы сторожить дома и постройки от неведомых поджигателей. Опасения были не напрасны: одна из скотниц застала на своем подворье незнакомца, пытавшегося поджечь стог. Благо всю неделю шли дожди, огонь не занялся.

Теперь уже фермер пришел к Махмуду разбираться. «Давай договоримся: ты отстегиваешь нам треть от своих барышей, и мы оставляем тебя в покое, – нагло заявил тот. – Нет – пеняй на себя. Если у тебя есть другие предложения, приходи в бар, обсудим с братвой».

На «стрелку» Кирсан явился не с пустыми руками: заехал к другу (тот, уезжая в отпуск, оставил ему ключи от дома), взял у него охотничий карабин и горсть патронов. Подъехав к бару, оставил его в машине.

С самого начала разговор шел на повышенных тонах. Кавказцы заявили, что, если он будет упираться, его овчарню просто-напросто сожгут. Фермер пригрозил прокуратурой. Слово за слово, страсти накалились, еще минута – и начнется драка! Понимая, что силы неравны, Кирсан направился к выходу, отметив боковым зрением, что главарь потянулся рукой к карману куртки. «У него там нож!» – пронеслось в голове, и мужчина бросился к машине. Трое – за ним! Он едва успел открыть дверцу, как на него обрушился град ударов – кулаками били по печени и почкам и чем-то железным по голове. Кровь залила глаза, но он сумел схватить с сиденья карабин. Это было полной неожиданностью для бандюганов – они замешкались.

В этот момент Кирсан и выстрелил в Боню. Его дружки, поняв, что дело принимает серьезный оборот, побежали. Но Кирсана уже ничто не могло остановить, и в исступлении он продолжал нажимать на курок! Следующий заряд дроби разнес голову второму кавказцу, третий угодил в спину убегавшего…

Все было кончено! Он огляделся. На земле лежали окровавленные тела, испуганно жались к забору прохожие. Все были так потрясены произошедшим, что никто не решился к нему подступиться. Он сел в машину и, словно сомнамбула, погнал ее, не сознавая куда и зачем. Опомнившись, свернул в лес, выключил мотор и отключился сам, не в состоянии осмыслить то, что совершил и что делать дальше. Скрываться? Какой смысл! Просидев в оцепенении несколько часов, поехал в милицию – сдаваться.

Процесс был громким. Еще бы, три трупа! Все факты против убийцы: на место преступления он прибыл, заранее вооружившись, стрелял в людном месте – от дроби пострадало еще несколько человек. К тому же явное превышение предела необходимой самообороны: после того как он достал ружье, его жизни уже ничего не угрожало – обидчики в страхе разбежались, он стрелял вдогонку. Явка с повинной, сотрудничество со следствием, положительные отзывы руководства района, многочисленные факты нарушения законности со стороны потерпевших – все это, конечно, повлияло на решение суда (пять лет исправительной колонии строгого режима). Думается, на него не могло не повлиять и единодушие толпы, собиравшейся все эти дни у здания суда. Для здешних людей Кирсан – герой, избавитель, защитник не только своих личных интересов, но и их поруганных приезжими отморозками чести и достоинства. Они с беспределом чужаков смирились, а он не смог, не захотел.