«Нас убивают! Работать не будем!» 65 лет назад началось восстание политзаключенных в Норильске.
65 лет назад в Горном лагере Норильска вспыхнуло восстание заключенных. Что толкнуло тысячи арестантов на забастовку и какие требования они выдвигали, рассказывает «Газета.Ru».
В 1948 году на базе Норильского исправительно-трудового лагеря был создан горный лагерь (Горлаг), куда направляли преимущественно политзаключенных. К 1952 году их численность превысила 20 тыс. Заключенные добывали руду в шахтах, бутовый камень и глину, участвовали в строительстве заводов и дорог. Работали они и на стройках Норильска под началом конторы «Горстрой».
Охрана заключенных Горлага была поручена внутренним войскам НКВД, для чего в Норильск перевели специальную воинскую часть.
«Солдаты свирепствовали вовсю, устраивали порой, в порядке развлечения, откровенную охоту на заключенных с применением оружия», — вспоминал Борис Дубицкий, один из заключенных.
Со временем давление со стороны охраны лишь усиливалось.
«С пятидесятого года все бараки на ночь стали закрывать на замки снаружи, до утренней поры, когда дневальные уходили на кухню получать пищу, — писал Дубицкий. — Усилились репрессии за малейшее нарушение лагерного режима. Если в ИТЛ (исправительно-трудовом лагере. — «Газета.Ru») за нарушение обычно давали 10 суток штрафного изолятора с выводом на работу, то в Горлаге обычным был месячный срок строгого карцера со стенами, покрытыми льдом, и пищей через день».
В 1952 году в лагерь привезли 1200 заключенных из Караганды. Часть из них незадолго до этого попыталась устроить восстание в Песчаном лагере (Песчанлаге).
«Меня всего охватила идея организации всегулаговской политической забастовки… Но, несмотря на все мое увлечение идеей, я отклонил ее как неисполнимую, а вместо этого предложил провести такую забастовку в одной только нашей зоне. Со временем это движение могло бы распространиться цепной реакцией по всему ГУЛАГу», — вспоминал о предшествующих днях заключенный Евгений Грицяк.
Он и еще несколько заключенных собирались объявить голодовку, а следом остальные должны были устроить забастовку. Однако после объявления голодовки восстания так и не последовало. Зато спустя несколько дней, когда Грицяка и часть заключенных вывезли в поселок, служивший пересыльным пунктом, те сцепились с одной из лагерных банд. В ответ на угрозы в адрес украинцев со стороны банды,заключенные проломили стену своего барака и направились громить тот, где находилась банда. Солдатам едва удалось разнять арестантов.
Уже на следующий день они оказались в поезде, а через несколько дней прибыли в Норильск. Новоприбывшим, вернее, украинцам среди них, в лагере оказались не рады.
«Вы бандеры! Героев из себя строите? Мы еще не таких видели и всех за пояс позатыкали, а из вас, гадов, мы еще шашлыки на ножах жарить будем!», — вспоминал Грицняк слова помощника нарядчика.
«Лагерная обслуга — заключенные, приближенные к начальству, без всяких видимых причин избивали вновь прибывших, отнимали у них вещи, всячески оскорбляли, — отмечал Дубицкий. — Как это ни странно, в ответ те даже не огрызались, как это обычно было принято между зэками».
Вскоре лагерь всколыхнула серия убийств заключенных. Все они происходили по утрам, до выхода на работу. Охрана так и не смогла вычислить убийцу. Заключенные старались держаться по двое-трое. И среди русских, и среди украинских арестантов понемногу нарастала идея восстания, но к активным действиям они переходить не решались. Осложнялась ситуация и отсутствием у представителей двух народов доверия друг к другу.
После смерти Сталина обстановка лишь ухудшилась — последовавшая за ней амнистия, на которую надеялись арестанты, распространялась только на заключенных с малыми сроками, которых в Горлаге было немного. В лагере произошло еще несколько убийств заключенных, на этот раз — охранниками.
«25 мая 1953 года мы выходим на работу. Все угнетены; к работе не приступаем, — писал Грицяк. — Вдруг возле пятой зоны, находившейся неподалеку от «Горстроя», затрещал автомат. Мы почему-то были уверены, что и на этот раз без жертв не обошлось. Наконец узнаем, что один убит, а шестеро ранено».
Работа встала, арестанты в панике заметались. Кто-то выкрикивал: «Нас убивают! Не будем работать! Вызовем из Москвы комиссию!».
Спустя некоторое время порыв возмущения ослабел, и люди начали было возвращаться к работе. Сторонники восстания безуспешно старались уговорить остальных заключенных начать забастовку, но те колебались. Тогда Грицяк добрался до компрессорной станции, подававшей сжатый воздух для всего «Горстроя», и остановил ее. Вслед за этим прекратилась и вся работа. Стихийное возмущение переросло в организованный бунт.
Администрации лагеря заключенные не доверяли. Они потребовали вызвать правительственную комиссию из Москвы. До ее приезда арестанты отказались работать, но и возвращаться в лагерь тоже не стали — бастовать было решено в производственной зоне Горстроя.
Заключенные занялись формулировкой списка требований. Пунктов в нем было три — сократить рабочий день с 10-12 часов до 7-8, выплатить заработанные деньги и улучшить условия жизни в лагере.
Также от властей требовали пересмотреть дела политзаключенных, наказать виновников произвола, отменить ношение номеров на одежде, снять решетки с окон бараков и замки с дверей, перестать ограничивать переписку с родными двумя письмами в год, отпустить из лагеря инвалидов, отправить иностранцев на родину и смягчить наказания за нарушения режима. Кроме того, от лагерного начальства ждали гарантий безопасности заключенных, которые собирались вести переговоры с комиссией.
