Но когда собеседник спросил, почему бы в таком случае коренному населению не пооткрывать свои собственные магазины и не наказать иноземных злыдней, переманив к себе их покупателей, филиппинец без перехода заговорил о том, что китайцы живут в дикой нищете, отказывая себе буквально во всем, что они готовы всей семьей гнуть спину с утра до ночи и удовлетворяются ничтожной нормой прибыли, в силу чего с ними невозможно конкурировать. Причем сознание того, что от дешевых цен «лихоимцев» выгадывают в первую очередь потребители титульной национальности, ничуть не умаляло праведного гнева их парламентского представителя.
Другой пример: негритянские люмпены в Америке дружно ненавидели евреев – единственных, кто рисковал торговать в городских гетто. И когда после очередного поджога или ограбления у многострадального “кровососа” лопалось, наконец, терпение и он закрывал свой магазин, его враги по-детски радовались своей “победе”, хотя она означала, что они лишались необходимых им услуг. А когда евреев заменили корейцы, обитатели гетто перенесли свою враждебность на новых пришельцев, ничуть, впрочем, не смягчившись по отношению к бывшим “эксплуататорам”.
Вообще преследования посреднических меньшинств, как правило, чреваты крайними неудобствами и лишениями для их гонителей. Голод в странах третьего мира сплошь и рядом связан не с нехваткой продуктов питания, а с отсутствием или развалом сети их распределения и доставки. Нередко бывает, что в то время, как в центре страны люди тысячами мрут от голода, в портах гниют горы продуктов, которые некому доставить потребителям. Подобные ситуация на протяжении веков регулярно возникали в результате изгнания “паразитов”-посредников.
В 70-х годах прошлого века угандийский диктатор Иди Амин распорядился изгнать 50 000 индийцев и пакистанцев, которые держали в своих руках всю экономику страны. Уганду поразил полный экономический паралич, но популярность “победителя Британской империи” от этого ничуть не пострадала. Наоборот, покаравший “кровососов” Иди Амин стал героем отечественных “патриотов” и кумиром всей Африки. И когда спустя два десятилетия новое правительство Уганды попыталось призвать изгнанников назад, чтобы вывести страну из затяжного экономического кризиса, угандийские националисты пригрозили страшными карами всем азиатам, которые посмеют вернуться.
Недаром так велика притягательная сила коммунистической идеи, всецело построенной на зависти. И неважно, что марксистская теория была разгромлена австрийской экономической школой еще столетие назад. Неважно, что практика доказала абсолютную абсурдность и нежизнеспособность идей “всеобщего равенства”: ленинский лозунг “грабь награбленное!” по сей день сладкой музыкой звучит в ушах завистников, которые не могут простить успеха тем, кто преуспел в жизни благодаря таланту, самоотверженности и трудолюбию.
Все вышесказанное прекрасно иллюстрируется классическим примером воникновения стихийного рынка в немецком лагере для военнопленных во время второй мировой войны. Среди заключенных оказался английский экономист Р. Рэдфорд, который описал свои впечатления от пребывания в плену в статье “Экономическая организация лагеря для военнопленных”, опубликованной в ноябре 1945 года.
Пленных кормили впроголодь: ног не протянешь, но и сыт не будешь. Поэтому огромным подспорьем для заключенных были регулярные месячные посылки Красного Креста, их прибытие было главным событием лагерной жизни. Но вот беда – посылки комплектовались по единому шаблону, а вкусы у заключенных, естественно, были разные. Курящим не хватало сигарет, у некурящих, наоборот, был их избыток, вегетарианцам-сикхам были ни к чему мясные консервы, но не выбрасывать же их, и т. д.
Поэтому с прибытием каждой очередной партии заветных посылок в лагере стихийно возникала толкучка: заключенные, желавшие выменять тот или иной товар, лихорадочно искали подходящих партнеров по сделкам. Можно себе представить, какой бедлам творился в это время, если учесть, что на небольшом пятачке толклось свыше тысячи человек. В попытке навести хоть какой-то порядок администрация лагеря установила доски для объявлений, на которых желающие меняться могли писать свои предложения.
Но прока от объявлений было мало, беспорядок только увеличился. Однако, как гласит старая пословица, необходимость – мать мудрости, и из среды самих заключенных быстро выделилась категория посредников по обмену. Они циркулировали по всему лагерю, меняя один товар на другой и помогая солагерникам быстро и легко обменивать лишние или ненужные товары на предметы своих вожделений. Выгадывали все: участники меновой торговли экономили силы и время на поиски контрагентов и организацию сделок, а посредники наживались, взимая комиссионные в виде определенной части оборачиваемого товара.
С точки зрения нормального преуспевающего общества все это, конечно, выглядит как мышиная возня. Но в тяжелых условиях концлагеря посредники оказывали своим товарищам по несчастью неоценимую услугу. Сытым, благополучным людям на воле невозможно понять, что означала для измученных военнопленных лишняя пачка сигарет, новое лезвие для бритья или свежая стопка писчей бумаги, пишет Рэдфорд.
Возникла в лагере и другая посредническая функция – обслуживание спроса на заемный капитал. Очень многие люди в нормальных условиях существования живут в обрез, и нередко распределить наличные деньги так, чтобы хватило до следующей получки, не удается, приходится занимать. Так и в лагере далеко не всем заключенным удавалось растянуть на весь месяц свои скудные запасы курева или сахара. В таких случаях более рачительные зэки одалживали нуждающимся требуемый товар в обмен на обещание вернуть долг с процентами из следующей посылки Красного Креста.
Словом, в короткий срок в этих примитивных условиях существования сама по себе возникла сложная рыночная экономика со всеми присущими ей явлениями, в том числе и социально-политическими. И вот что интересно: заключенные относились к посредникам в целом враждебно и презрительно. Их нелегкая работа по изыскиванию продавцов и покупателей полностью игнорировалась, их прибыль рассматривалась не как вознаграждение за инициативу и затраченный труд, а как добыча от жульнических махинаций. При всем при том, что сам факт их возникновения красноречиво свидетельствовал о востребованности посредников, на них, тем не менее, взирали как на паразитов и тунеядцев.
Этот пример наглядно показывает, насколько глубоки корни у стойко негативного отношения к посредникам, присущего всем эпохам и всем народам. И это еще при том, что в лагере для военнопленных отсутствовала этническая составляющая (евреев и представителей других классических посреднических групп там по определению быть не могло, их место заняли совершенно случайные люди – от сикха до католического священника), и не было простора для демагогов-политиков.
Из этой истории можно сделать два вывода. Первое: посредничество возникает стихийно для удовлетворения насущной потребности общества. Без посредников экономика не может эффективно функционировать. По меткому выражению одного остряка-экономиста, капитализм – это то, чем люди занимаются, когда им не мешают. Второе: зависть – имманентная черта человеческой психики. Сколь бы важную функцию ни выполняли посредники, они неизменно навлекают на себя ненависть и презрение общества. В глазах окружающих они везде и всегда зловредные отщепенцы. Одно слово – кровососы!
