Они поглощены преследованием русских мусульман и готовы по третьему кругу обсасывать одни и те же статьи, прокламации, заявления. Пока хоть кто-нибудь из карательной машины не даст «добро» на возбуждение уголовного гона. Когда тебя упорно «ведут», будут хвататься за любой, даже наиабсурдный повод для облавы и заточения. Дабы затем «хлопнуть на подольше». Коль скоро машина действительно стояла на страже закона и порядка, ей бы хватало первичного отказа. Но нет, это целенаправленная травля русских мусульман. Она не прекратится, пока не сгинет одно из двух: или сама машина, или мы.
Одним поддатым оперативником из Центра «Э» (народом переименовано в «эстапо») мне было сказано в лоб: «Сцапали тебя, гнида. Год ты ходил в оперативной разработке, да не за что было прихватить. За что не уцепимся, везде срыв. Но теперь-то ты плотно наш «клиент». Нашпигуем статью за статьей. Поведем как главаря экстремистской организации. Не отмоешься». Старая их тактика: взять человека по надуманным основаниям, чтобы потом унижать, угрожать и понуждать сознаться в чем угодно. Когда ты в их когтях, ты – заложник, вырываться некуда.
Что такое ч. 1 ст. 205.2 УК РФ? Статья считается редкой, по ней практически отсутствует судебная практика. Она объемлет то, что в правовых государствах известно как «victimlesscrime», «преступление без пострадавших». Никто не убит, не изнасилован, не обворован. Поэтому такие вещи все чаще относят к категории проступков, за которые могут выписать штраф или общественные работы. В цивилизованных странах подобные вопросы иногда отнесены к административной юрисдикции или являются головной болью антидиффамационных комитетов. В России же ее наряду со знаменитой 282-й считают мерой уголовной расплаты за т.н. «мыслепреступления». Карают по ней серьезно, запечатывая людей по тюрьмам на 5-7 лет.
Это диссидентская статья, по ней можно упаковать любого человека, который ни в чем реально не замешан. Изначально по ней мне светило до 5 лет. На следующий день после задержания, накануне судебного заседания об избрании меры пресечения, следователь Синицын, войдя во вкус, решил вменить уже ч. 2 той же статьи – публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма с использованием средств массовой информации. По ней можно схлопотать до 7 лет. Средством массовой информации намеревались объявить мой личный блог. Говорилось прямо: «Поведем тебя пока по этой статье, чтобы в глазах судьи преступление смотрелось увесистее. А там нам придет бумага о том, что «Живой Журнал» не является СМИ, и мы вновь статью переквалифицируем на ч.1».
Жадность, как водится, фраера сгубила. Следователь погорел на своих аппетитах. Судья Фрунзенского районного суда Санкт-Петербурга – единственный порядочный человек в этом кавардаке – отказался подыгрывать мухляжу гособвинения. Суд ткнул носом Синицына в то, что нельзя требовать наиболее суровой меры пресечения – ареста – ссылаясь на статью, которая не может быть мне вменена априори.
Часть 3. «Это дело политическое. Нам нужна статистика к саммиту G-20»
Тянется день первый. Мы в Следственном комитете. Синицын панибратски «тыкает». Сейчас он играет в «доброго полицейского», предлагает чай-кофе. Отказываюсь. Вокруг трется с пяток оперативников. Каждый второй что-то мне выговаривает. Один ведет беседу о «традиционном» и нетрадиционном Исламе (в их разумении). Другой ехидно намекает повести под трибунал как агента сразу турецкой и кувейтской разведок.
Забавляет одно: раньше конторкины дармоеды везде распространяли миф о НОРМ как о «ФСБшном джамаате». И многие непосвященные, чего уж тут таить, верили. Мы не одобряли тактику террористической мятеже-войны, уговаривали своих людей не совершать действий «от винта», до последнего старались размежевать круг наших интересов от государственных, сделав их не пересекающимися. В разгаре борьбы мусульманских наций за свободу и суверенитет, когда Молох растирал людей пачками, наш изоляционизм вызывал подозрения и нарекания. Но время с предельной четкостью высветило, кто является засланными казачками, кто – нет. О казачках будет сказано ниже.
Синицын занят выторговыванием условий деятельного раскаяния: «Тебе надо выйти в суд, там признаться в своих злодеяниях, попросить отнестись к тебе щадяще. Ранее не судим, к уголовной, административной ответственности не привлекался, хорошо образован, аспирант – характеристика положительная. Я, в свою очередь, буду пробивать у начальства наименьшее наказание по твою душу. Ничего, конечно, не гарантирую, но с судьей могу договориться».
Выслушиваю трелль о том, что с другим арестантом, Муратом Сарбашевым, на двоих нас ждет общая светлая участь. Выйдем, так и так, прямиком из зала судебного заседания, обоих правоохранение только пожурит, влепят легонькую санкцию. Подозрительный государев адвокат все время поддакивает, он у меня вместо стерео-динамика: «Сознавайтесь-сознавайтесь. Следователь верно говорит. А там мы Вас на особый порядок поведем». Особый порядок наступает, когда посыпаешь голову пеплом, признаешь все и сразу, и – в виде подачки – могут существенно скостить срок. Если человек ломается, последней отдушиной для него становится особый порядок. Для меня это неприемлимо. Это бы означало, что я сам на себя примерил хламиду жертвенного барана, согласился на политический и репутационный суицид.
Пару слов про Сарбашева. Мы знакомы с ним шапочно, но нас обоих вели по одинаковой статье. Меня как автора контента, его – как лицо, опубликовавшего что-то из бесконечной простыни запрещенных для россиян материалов. При облаве на Мурата расправа над питерскими мусульманами была состряпана в разы гнуснее. Тогда для фона задержали сотни молящихся на Апраксином дворе, под шумок депортировали несколько имамов – в лапы рахмоновской госбезопасности. Читай, на верную погибель. Когда я задал вопрос оперативнику: «Что ж вы граждан Российской Федерации безсудно депортируете к потрошителям в стороннее государство?» – мне с безразличием бросили: «Да. А что это за имамы были? – Экстремисты». Это про таджикских-то накшбандийцев – экстремисты… Все мы у них экстремисты, все – человекоматериал под замес. Никто не будет вникать в наши внутривидовые брожения. Взаимные анафемы и склоки – наше внутреннее развлечение. Эти люди живут по недоброй присказке времен НКВД: «В сортах дерьма не разбираюсь».