Меня зовут Салман Север. Я – политический эмигрант, мухаджир, гражданский и религиозный диссидент. Меня считают одним из знаковых идеологов русских мусульман. Одному Богу ведомо, так ли это на самом деле. Органы государственного репрессивного аппарата считают так.
Сейчас ночь 17 сентября 2013 года. Ровно десять лет тому назад, семнадцатилетним подростком я совершил духовный и мировоззренческий выбор, которому остаюсь неизменно верен по сей день. Как и тогда, сегодня я свидетельствую, что нет ничего достойного поклонения, кроме Всевышнего. Свидетельствую, что господин наш Мухаммад, мир ему, – Его Пророк и Посланник. Я верую в Господа Единого, всех Его пророков и посланников, ангелов и джиннов, небесные Писания, Судный день и предопределение с его благом и злом. Это – основа основ и крепость моих убеждений.
Наступления этой символической даты я выжидал целенаправленно, чтобы одним ударом разбить ложь и небылицы, распространяемые обо мне сотоварищи российской жандармерией. И теперь я намерен назвать предателей, стукачей, осведомителей из альянса тенгрианцев, шиитов и крестоносцев. Эта случка силовиков и предателей Уммы уже стоила свободы, и быть может, жизней верующим Невограда. Теперь Умма имеет право знать каждую гиену.
Несколько недель я был оторван от связи, не знал, что кем и где говорится и пишется по мою душу. И только тогда, когда вновь отмаяковал соратникам, что нахожусь в относительной безопасности, стало сложно сопротивляться их настоянию придать огласке то, что я услышал, узнал, в чем убедился за несколько дней нахождения во вражеском чреве.
В предупреждение о рисках тем, кто остался в подневольной России. Ради воодушевления тех, кто в тылу продолжает начатую нами схватку. – Моя история.

Часть 1. «Хлебнешь сполна за тюремные джамааты»
Рано утром 21 августа, в 8.00, в квартиру моей матери, где я заночевал, вломился спецназ. Единственное, что я успел произнести спросонья: «Есть ли у вас какие-либо правоустанавливающие документы?» Никаких документов не было предъявлено ни мне, ни моей семье ни во время, ни после задержания. Под угрозой расстрела на месте на меня навели автоматы, сковали за спиной руки пластиковыми и стальными наручниками, напялили на голову черный мешок и поволокли в коридор. Все происходило молниеносно.
Не могу сказать точно, как много боевиков послала Система для моего задержания.Однако они толпились повсюду: в комнатах, на лестничных пролетах, у парадной. Их мельтешение видно было даже сквозь спущенную на глаза черную мешковину. Говорят, там рассредоточилось не меньше двадцати туш одного только спецназа. На меня спустили такую же свору, что и на вооруженных до зубов «лесных братьев». Потом выяснилось, что отряд «Тайфун-Антитеррор», съемка телекамер, нагнетание информационной шумихи – все антураж, показное «маски-шоу», первый эпизод в политическом деле о «разгроме русского ислама», которым бахвалилась целая армада силовиков. Ибо состоявшаяся облава – плод конкордата чекистов, Центра «Э», Следственного комитета и Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН). Каждая из репрессивных структур имела свести с нами счеты. Они подгадали момент, налетев разом.
После того, как меня запихали в автозак, часть «маски-шоу», предназначавшася для телекамер, закончилась. В машину сгрудились спецназовцы. Кто-то из них нацепил мне на голову поверх черного мешка, сквозь который я еще мог дышать, непроницаемый полиэтиленовый. Началось традиционное для российских карателей удушение человека, которому в установленном законом порядке даже не предъявлено обвинение.
Остававшийся воздух приходилось расходовать экономно. Было неведомо, будет ли все происходящее только «приглашением к шелковости» или же меня намерены немедленно устранить. В случае чего всегда можно списать на то, что арестант в наручниках, с пакетом на голове был ликвидирован за сопротивление наряду «при исполнении».
Не позволяя мне дышать даже урывками, два боевика «Тайфуна» начали прессинг. Колотили кулаками в солнечное сплетение, брюшину и по вискам. Удары наносились так, что вызывали еще большую асфиксию. Когда у тебя астма, любая подобная процедура может привести к необратимым последствиям. Через пару часов после удушения встревоженные конвоиры были вынуждены приобрести мне ингаляторы.
Во время избиения кто-то, вероятно, командир «Тайфун» завел разговор: «Знаешь, за что тебя взяли?» Говорю: «Нет». Отвечать приходится в вакууме, через пакеты – их не снимают.
— За статью.
— За какую статью? Многое написано.
— Сам догадайся, за какую.
Вокруг меня – мясники. Не их задача вникать в то, кому что инкриминируется. Их задача убедительным способом «греть клиента» для предстоящего общения со следствием. Как следователь распорядится «принять гражданина», так они его и «примут». Они наверняка даже не знают, о какой статье идет речь.
Отвечаю: «Думаю, это статья про Ислам и приморских партизан». Не ошибся. Как только она вышла в 2011 г., один доброжелатель-офицер из структур поделился инсайдом: «Опасно, Салман! Наше начальство сильно негодует. Лучше потри». Я ничего не потер, и впервые поданная мной информация о том, что два приморских партизана – Александр Ковтун и Роман Савченко – на зоне стали мусульманами, разлетелась по Интернету. Взорвалась информационная бомба, как я и предполагал. Вообразимо озверение силовиков: они пытались эту тему всячески замять, не выпустить наружу. И тут выходит мой материал. Не вовремя, некстати.
Переговорщик из «Тайфуна»: «Твоя задача покаяться, признать вину, принести извинения всем, кому прикажут, и сотрудничать со следствием. Заерепенишься у следователя или продолжишь заниматься тем, чем занимаешься – тебя больше не будет. В один момент тебя просто не станет. Понятно?» Внушают: или сотрудничество со следствием, или ликвидация. В серьезности их намерений сомневаться нет смысла; в свое время точно так же посреди города затолкали в машину шейха Юнуса Добриева, «потеряв» навсегда. Так же «теряли» по беспределу в Казани знакомых татар. Их нельзя было посадить, ибо не за что. Потому их «просто не стало».