Один из кадетских лидеров, В.А. Маклаков вынужден был признать в эмиграции, что «в своих предсказаниях правые оказались пророками»: «Они предсказали, что либералы у власти будут лишь предтечами революции, сдадут ей свои позиции. Это был главный аргумент, почему они так упорно боролись против либерализма. И их предсказания подтвердились во всех мелочах: либералы получили из рук Государя его отречение, приняли от него назначение быть новой властью и менее чем через 24 часа сдали эту власть революции, убедили [великого князя] Михаила [Александровича] отречься, предпочли быть революционным, а не назначенным государем правительством. Правые не ошиблись и в том, что революционеры у власти не будут похожи на тех идеалистов, которыми их по традиции изображали русские либералы…».

«Он обнаружил недюжинный ум и способность к правильному прогнозу»

Таким образом, несмотря на то, что автограф «Записки» П.Н. Дурново равно как и отпечатанный ее экземпляр, который можно было бы с уверенностью атрибутировать как дореволюционный (если таковой вообще существовал, т. к. нельзя исключать, что «Записка» распространялась автором в машинописных копиях), к сожалению, не известны современным исследователям, перечисленные выше факты свидетельствуют в пользу ее подлинности и исключают возможность фабрикации этого документа как немецкими, так эмигрантскими и советскими публикаторами. О подлинности «Записки» говорит и очевидное сходство доводов Дурново с предвоенными взглядами многих русских консерваторов, а также одинаковая оценка ими перспектив российского либерализма и революции. Политические обстоятельства начала 1914 г., также практически не оставляют сомнений и в том, что «Записка» была подана царю в феврале этого года.

Однако появляющиеся время от времени сомнения в подлинности «Записки» вполне понятны. Ведь прогноз П.Н. Дурново, сбывшийся практически до мелочей, содержащий по одной из оценок предвидение ситуации «с фотографической точностью», не может не поражать. Е.В. Тарле в своей статье, опубликованной в 1922 г., называл аналитику Дурново «логически сильной попыткой» разрушить Антанту и избежать войны с Германией. Будучи идейным противником Дурново, он, тем не менее, признавал, что «в интеллектуальном отношении отрицать за ним ум ни в каком случае не приходится», а саму «Записку» и высказанные в ней мысли – полными предвидения «необычайной силы и точности», «отмеченными печатью большой аналитической силы». При этом, назвав сочинение Дурново «лебединой песней консервативной школы», Тарле подметил в ней важный момент, который нередко ускользает от исследователей, обращающихся к этой «Записке». Историк совершенно справедливо указывал на то, что «Записка» носит отнюдь не германофильский характер, ведь ни в одной ее строке ни слова не говорится о необходимости разрыва русско-французских отношений. Отторжение у правого политика вызывает лишь сближение России и Англии, обрекающее Россию на конфликт с Германским рейхом. Вместе с тем Дурново ценил франко-русский союз, позволяющий достичь устойчивости европейского равновесия. «Его (Дурново — авт.) проницательность почти во всем, что он говорит о вероятной группировке держав, бесспорна; сильна его критика, направленная против модных в 1914 году воплей против немецкого засилья; убедительны указания на ненужность и бесплодность для России возможной победы, на тяжкие экономические последствия войны при всяком исходе», – констатировал Тарле, нашедший у консервативного аналитика лишь один важный просчет – убежденность Дурново в том, что война с Россией не нужна и Германии.

И с этим трудно не согласиться.

Убежденность Дурново в возможности создания русско-германского союза была действительно самым уязвимым местом «Записки». Несмотря на уверенность русских консерваторов в том, что российско-германское военное столкновение не нужно и Берлину, на практике дело обстояло иначе.

Строго теоретически П. Н. Дурново, равно как и некоторые другие русские консерваторы, был абсолютно прав в том, что война собственно против России была не нужна Германии, оценивая реальные последствия такого военного конфликта для рейха; но на практике именно Германия и стремилась к этой войне, развязав ее летом 1914 г. Однако вместе с тем, Дурново, по словам Е.В. Тарле, прекрасно «понимал, какое непозволительное, гибельное дело – прогуливаться со спичкою в пороховом погребе <…>, когда в своем завтрашнем дне нельзя быть уверенным. <…> То место, где он говорит о волнах движения, с которыми уже не справятся законодательные учреждения, живо напоминает слова Монтеня о том, что люди, начинающие и поднимающие бурю, никогда сами не пользуются ее результатами. Она именно их первых и сметет прочь. В афоризме французского скептика XVI века и в пророчестве русского реакционера XX века, заложена одна и та же мысль». «Дурново был черносотенцем и реакционером, — писал М.П. Павлович в предисловии к первой публикации полного текста “Записки” в Советской России, – но, несомненно, в оценке характера будущей войны, роли в ней Антанты, с одной стороны, России, с другой, в предвидении исхода войны, он обнаружил недюжинный ум и способность к правильному прогнозу. По сравнению с Дурново все светила нашей либеральной оппозиции и эсеровской партии, Милюковы, Маклаковы, Керенские и др. <…> оказываются жалкими пигмеями в умственном отношении, совершенно не понимавшими смысла мировой войны и не предугадавшими ее неизбежного исхода».

Андрей Иванов, Борис Котов
Специально для Столетия