На последнем заседании Совета безопасности президент Владимир Путин в очередной раз призвал бороться с экстремизмом, под которым у нас обычно по умолчанию подразумевают русский национализм. И пока наше замечательное государство выводит борьбу с «экстремизмом» на новый уровень и начинает уже возбуждать уголовные дела за размещение в социальных сетях анекдотов (такое случилось в Ижевске), демонстрируя тем самым, что именно в шутках притаилась самая страшная угроза для общества, в России действительно происходит рост экстремизма. Причем экстремизма настоящего, а не анекдотического.
Экстремизм, о котором дальше пойдет речь, — салафизм, то есть радикальный и агрессивный ислам, что неотвратимо набирает популярность во всем мусульманском мире.
Он не пустая страшилка, призванная вырвать непуганого и безразличного обывателя из привычной зоны комфорта картинкой страшных бородатых людей, чьи единомышленники режут людям головы на видеокамеры. А объективная реальность. И среди российских мусульман, в особенности молодых и пассионарных, салафизм становится все более и более популярной трактовкой ислама и господствующим мировоззрением. Мирный традиционный ислам, ислам Поволжья, уже уходит на задворки истории. Его духовенство отстреливают, мечети захватываются радикалами, а сами сторонники салафизма все чаще начинают демонстрировать собственный мобилизационный потенциал, устраивая массовые акции протеста.
Приведу парочку примеров, чтобы быть не слишком голословным: когда в начале октября был задержан салафитский проповедник Надыр Абу Халид, официально — за хранение оружия, то сотни его сторонников каждый день начали выходить сначала к РОВД, потом к зданию суда, добившись для него домашнего ареста вместо содержания в СИЗО. Когда 31-го октября в одной салафитской мечети в Махачкале полиция задержала прихожанина, толпа пошла на штурм полиции, не только отбив задержанного и разгромив полицейские машины, но и вынудив полицию отступить. Нечто похожее, хотя и в меньших масштабах, мы могли наблюдать и в Москве, возле исторической мечети, когда толпа буквально отбила у полиции своего единоверца, что был задержан за наезд на полицейского. И да, наезд буквальный, не словесный — он в прямом смысле слова наехал на своей машине на омоновца, за что и был задержан полицией.
Самая тяжелая ситуация на данный момент в Дагестане, который уже находится на грани социально-религиозного взрыва. И хуже всего то, что там уже нет хороших — в кавычках — парней как таковых. Там есть абсолютно выродившиеся силовики, что промышляют грабежом, мародерством, убийствами, похищениями и даже изнасилованиями. С другой же стороны — стоят салафиты и так называемые лесные братья — вооруженное исламистское подполье, что прячется по глухим углам и время от времени совершает теракты. И есть народ, доведенный до ручки беспределом силовиков, что все чаще и чаще уходит в радикальный ислам, воспринимая террористов и боевиков как народных героев и освободителей. Ну а те, чувствуя поддержку и постоянный прилив свежей крови, наращивают свою активность.
Впрочем, если бы дело было только в Дагестане, болезнь радикализма можно было бы как-то купировать. Истинная проблема в том, что исламизм уже давно переступил границы Кавказа, распространившись по всей России. Например, минувшим летом в Петербурге было задержано несколько десятков исламистов, что агитировали в мечетях за Халифат. По всей стране регулярно арестовывают членов радикальных группировок, что планировали теракты, или занимались вербовкой. Хотя самым ярким примером можно назвать деятельность Подмосковного джаамата, он же — банда ГТА, который несколько месяцев отстреливал неверных на автомобильных трассах. Только вдумайтесь: несколько месяцев, в самом сердце нашей Родины, орудовала банда мигрантов-исламистов, что десятками отправляла людей на тот свет. Какой еще, черт возьми, нужен звоночек, чтобы наше общество ощутило всю нависшую над нами опасность?
Само собой, в разных регионах есть своя специфика — и если в национальных республиках исламисты обычно местные, то в русских регионах они преимущественно выходят из среды мигрантов. Итог, впрочем, несмотря на всю специфику, один: в России набирает силы радикальный ислам, медленно, но верно завоевывая умы мусульманской части населения нашего государства. И если пути решения мигрантского вопроса в целом просты и понятны и укладываются в логику «визовый режим, депортации, ограничивающая миграционная политика», то с российскими национальными меньшинствами все обстоит куда сложнее.
А вот еще одна тенденция, о которой у нас предпочитают молчать: в российской исламистской среде происходят очень большие перемены. И если раньше главной силой, на которую ориентировались исламские радикалы, как активные и практикующие, так и кухонные, был «Имарат Кавказ», то теперь их симпатии все больше и больше устремляются в сторону «Исламского государства».
Ряд амиров кавказских вилаятов-исламистов (глав региональных отделений), в первую очередь дагестанских, уже принесли присягу ИГ и пытаются сейчас уговорить высшее руководство кавказского исламистского подполья, скажем так, перенять франшизу, влившись в ряды единого фронта мирового джихада, над созданием которого сейчас очень активно работает ИГ, открывая свои филиалы в Африке, Пакистане, Афганистане, Юго-Восточной и Средней Азии. И хотя большая часть руководства «Имарата Кавказ» по отношению к ИГ настроена крайне негативно, его позиция уже ничего не может изменить. Халифат входит в моду, а главная террористическая организация России уже давно находится в упадке и теряет свою популярность, несмотря на увеличение сторонников и симпатизиантов радикального ислама, которые все чаще ориентируются на новоявленный Халифат. Да и новый лидер «Имарата Кавказ» Али Абу Мухаммад Кебеков, пришедший на смену Докки Умарову, делает ставку на умеренность и снижение радикализма, в то время как сами салафиты больше и больше радикализуются.
Лозунги и боевые кличи ИГ все чаще звучат в ходе массовых волнений и протестов на Кавказе. Дома исписываются граффити в поддержку ИГ. Формируется настоящая мода на Халифат и сопутствующую ей субкультуру среди тех, кто придерживается салафитской трактовки ислама. Да и самих кавказцев и российских мусульман в ИГ становится все больше. И не только на фронте, но и в тылу, ведь ИГ требуются очень разные специалисты, даже менеджеры и журналисты, ну а зарплаты там очень хорошие.
В общем, исламисты не только наращивают свою активность, они еще и получили надежный тыл и вдохновляющий пример для подражания в лице ближневосточного «Исламского государства».
Вы думаете, наши силовики не борются с исламистами? Борются и еще как. В мечетях постоянно проводят обыски, исламская литература признается экстремистской и изымается, в Дагестане чуть ли не каждый день проводятся контртеррористические операции, радикальных проповедников арестовывают. Одна проблема: не работает. Более того, и не может сработать, ведь если вы вводите репрессивную политику против движения, что грезит мученичеством, то только помогаете ему и даете лишние аргументы для агитации и пропаганды. И теперь, после обысков и запретов, под которые попали даже основополагающие исламские тексты, салафиты могут легко доказать, что в России против ислама ведется война, и долг каждого правоверного их подержать.
Увы, но в головы наших властей ничего лучше репрессий не приходит. Им кажется, что если побольше сажать и побольше запрещать, то можно побороть любую общественную тенденцию или любое движение. Но все не так, ведь есть идеологии, а радикальный ислам относится именно к таким идеологиям, что под репрессиями лишь крепнут и набирают популярность, так как приобретают ореол мученичества.
Конечно, вы можете посадить салафита в тюрьму. Вот только теперь он будет спокойно проповедовать свои идеи другим заключенным мусульманам, рассказывая им про то, что они находятся в плену у неверных. И в конечном итоге посадка салафитов заканчивается лишь тем, что они превращают тюрьмы в центры вербовки и агитации.
