Режиссер Павел Бардин о сериале «Салам Масква», дагестанских приключениях и эзоповом языке в сериалах.
С субботы в онлайн-кинотеатре «Первого канала» идет сериал «Салам Масква» режиссера Павла Бардина. Два напарника из особого отдела МВД — дагестанец и русский — правдоподобно ссорятся, грызутся, подтверждают и опровергают национальные стереотипы и расследуют преступления, совершенные этническими группировками. При подготовке к съемкам режиссер почти полтора месяца провел в Дагестане, изучая его подноготную, отчего сериал получился местами радикально правдоподобным, как это часто бывает у ПАВЛА БАРДИНА. В интервью “Ъ” он рассказал об особенностях дагестанского кастинга, почему ночами в горные села лучше не ездить и когда в России начнут массово снимать сериалы о том, что пишут в газетах.
Пьющий, но честный опер Ребров (Александр Голубков), от безысходности ушедший в охранники, возвращается в полицию по личным мотивам: у него свои счеты с кавказским авторитетом, а за компанию — и со всем понаехавшим населением южных республик. В напарники ему достается неопытный, но честный аварец Рустам (Али Алиев), связанный с московским землячеством сложной системой взаимных обязательств. Ребров врет, бухает, матерится, вступает в беспорядочные связи, использует беспорядочные связи, чтобы выудить нужную ему информацию, и ненавидит все, что движется, — в особенности все, что говорит с акцентом. Рустам ходит на работу с молитвенным ковриком, уважает старших, старается жить по законам РФ и горским понятиям о чести одновременно, а к концу второй серии постепенно влюбляется в честную, без всяких «но», девушку из Душанбе, приехавшую в столицу вызволять брата — да тут-то Москва и взяла ее в оборот.
Опасения телевизионного руководства можно понять: «Салам Масква» до сих пор выглядит бомбой, если не эстетической, то социальной. Это первое большое кино, в котором у преступника, вопреки расхожему выражению, есть национальность, есть она и у полицейского, и у любого другого персонажа, — и она имеет значение. «Салам Масква» похожа на неполиткорректный анекдот — встретились как-то русский, дагестанец и таджик, но касается она предметов совсем не анекдотических: на экране фигурируют социальные страты, которые в обычной жизни сериального зрителя, как правило, остаются в тени, вглядываться в них не хочется, а иногда и попросту страшно. Это Москва пятиэтажек, подсобок, рынков, дешевых общаг, прокурорских кабинетов, подозрительных частных лавочек за нескончаемыми заборами, темных личностей в темных «проектируемых проездах», этакий ЮВАО-нуар. Но самое главное — это Москва, состоящая из переплетения клановых и национальных интересов: на них строится бизнес, быт, городская топография, социальные связи. Самые размытые из них — у полицейского Реброва: сила той общности, к которой он принадлежит, проявляется лишь в том, чтобы вдарить по пивку в бане, а после покуражиться по пьяной лавочке. Впрочем, «СМ» — сериал не о том, какие «мы» хорошие, но слабые; он способен обидеть всех — от сотрудника «Спутника и погрома» до читателя «Кавказ-центра»; здесь все не без греха и все не в лучшем свете: эти пьющие, те жестокие, эти алчные, те коварные, и все друг друга ненавидят, и не могут друг без друга жить. И все люди.
— Давайте сразу о главном. Почему Дагестан, как вообще возникла идея сделать сериал, где так подробно показан этот регион?
— Мне Кавказ был всегда интересен, но в случае с Дагестаном это все скорее случайность. Я бывал в Закавказье, в Азии, а вот на Северном Кавказе разве что до Кисловодска доезжал. То есть совсем несерьезно. Хотя нет, меня там задержали однажды и посадили в КПЗ, решив, что у меня борода неспроста. Дагестан возник так. Ко мне пришел Денис Евстигнеев (продюсер, режиссер.— “Ъ”) и предложил сценарий пилотной серии про двух оперативников: дагестанца и русского. Такое «Смертельное оружие», полицейский детектив 1970-х годов, когда отменили расовые предрассудки и стали делать напарников главного героя чернокожими. Но это было довольно архаично, поэтому я решил переделывать. Я предложил сделать героя наполовину аварцем, наполовину даргинцем. Под лупой оказалось, что нет такой национальности «дагестанец», хотя лично я это знал и раньше. И еще я боролся за то, чтобы снимать именно в Дагестане, а не где-то в Алупке. Делать там кастинг, ехать в экспедицию.
— Сложно было с кастингом в республике?
— Чем более снобский регион, тем с кастингом в нем сложнее. В Дагестане кастинг отличный. В селе Кубачи вообще половина населения согласилась сниматься в массовке, в групповых сценах. Это настолько достоверная фактура оказалась, ее никуда не перевезешь.
— Мне нередко приходится писать о Северном Кавказе, поэтому когда я сел смотреть «Салам Масква», то очень удивился, как детально и убедительно вы многое в сериале воспроизвели. Сколько вы пробыли в республике?
— Здорово, что получилось съездить туда еще на этапе написания сценария. Я ездил по неофициальным каналам, через знакомых. Чтобы не было ни командировочных, чтобы меня не встречали и не возили парадными маршрутами. Так что я и в селе пожил, и с ребятами на одном матрасе в панельке в Редукторном спал, и в горы ночами ездил. Масса впечатлений буквально за несколько дней. Это был крутой опыт, который помог предварительно выбрать натуру, с кого-то срисовать типажи, разобраться в отличиях этносов, взаимных претензиях, подколках, посмотреть видео, которые ходят в WhatsApp, а не тут, в московском Facebook. Я понял, что все глубже и тоньше, чем кажется отсюда. Вот только что ты был в патриархальном селе, где по вековой технологии делают какие-то сумасшедшие ножи и подсвечники, а через полчаса человек, который тебя возил на машине без документов, у которого проверяли на блокпостах только багажник на предмет автомата, так как пистолет под половичком не в счет, везет тебя в литературное кафе. Там читают современные стихи, пьют латте и закусывают суши. Дагестан настолько контрастный и разнообразный, что мне удивительно, почему там не снимают кино постоянно. Море, горы, огромное количество актеров для места, где не снимается ничего.
