Примеры того, как их (нас?) ловят и судят
К примеру, в соцсети есть текст, который, по мнению оперативника, содержит признаки преступления — возбуждение вражды к определённой группе граждан. Возбуждение вражды предполагает противопоставление: эти плохие, а эти хорошие. Текст фиксируется в присутствии понятых и ещё до возбуждения уголовного дела направляется психологу и лингвисту. Специалисты выдают заключение. Далее рождается третий документ — рапорт оперативника, обычно в адрес Следственного комитета, об обнаруженных признаках преступления. После возбуждения уголовного дела проводится обыск с изъятием носителя информации и направляется запрос в администрацию той социальной сети, где был размещён материал. Далее ситуация может развиваться по-разному.
Известно всего несколько уголовных дел за публикации в сети «Одноклассники». Не известно ни одного дела за публикации в «Фейсбуке». Зато масса уголовных дел возбуждена за посты во «ВКонтакте». Дело в том, что администрация этой соцсети активно сотрудничает с правоохранительными органами.
Был случай в Марий Эл. Там подросток создал во «ВКонтакте» группу с названием «Бей ментов, спасай Россию», где размещал фотографии побитых сотрудников полиции. Это была закрытая группа, на которую были подписаны пять человек. Каким-то образом о группе узнали оперативники, запросили информацию у администрации сети и получили полный расклад: данные создателя группы, кто, когда и с какого IP-адреса заходил и прочее. Создателя группы осудили, признав «ментов» социальной группой. Ранее подобное дело возбуждалось против блогера из Сыктывкара.
Если речь идёт о расовой, религиозной, национальной принадлежности, всё понятно. Сложности возникают, когда речь идёт о «социальной группе». В таком случае необходима комплексная экспертиза с привлечением социолога. Доходило до абсурда — антифашистов судили за то, что они призывали бить неофашистов. Последних признали защищаемой социальной группой.
В социологии нет чёткого определения термина «социальная группа». Но социологи однозначно утверждают, что группа людей, объединённая одним видом деятельности, — это не социальная группа. Сотрудники милиции — это профессиональная группа. Однако следователи с судьями утверждают обратное. То есть следователи и судьи у нас лучше всех разбираются в истории, социологии, лингвистике и кладут свои выводы в основу обвинительных приговоров.
Все дела в нашей стране строятся на заключении экспертов. Это абсолютно ненормальная практика. Юристы из других стран говорят, что такого больше нигде нет. Это юридический вопрос, это судья должен решать — экстремистский материал или нет, учитывая контекст и прочее. У нас судья перекладывает вопрос признания человека виновным на плечи экспертов.
Как защищать таких подзащитных? На следственную судебную экспертизу надо принести своё экспертное заключение. Последние 10 лет каждое дело об экстремизме — это война экспертиз. Это если подсудимый готов защищаться.
70 % всех уголовных дел в России рассматриваются в особом порядке. Это значит, что человек признал вину и судебного процесса, как такового, нет. Спор идёт лишь о том, насколько строгим будет наказание. Здесь интересна статистика, которую приводит Институт проблем правоприменения. Он проанализировал 10 тысяч приговоров. Половина из них рассматривалась по особому порядку. Выводы: тяжесть наказания не отличается. Это значит, что они врут, когда обещают смягчить наказание за признание вины.
Подробнее о главном рассаднике экстремизма и недоэкстремизма в стране
Львиная доля уголовных дел, связанных с экстремизмом, возбуждается из-за действий человека в интернете. В нашей стране каждый день в интернет заходит 100 млн человек. Это неограниченная аудитория для уголовного преследования за слова. Раньше российские власти не обращали внимания на интернет. С 2011 года, когда из интернета «вылез» Навальный, мы наблюдаем рост интереса властей — пять предложений по регулированию интернета. В 2012 — в 10 раз больше. Потом — ещё больше. Самый популярный способ борьбы с нежелательным контентом — это блокирование сайтов. Конечно, можно блокировать конкретную страницу, на которой содержится материал, признанный экстремистским, но для этого необходимо дополнительное оборудование, которого у провайдера обычно нет. Поэтому блокируется весь сайт.
В 2011 году, перед выборами в Госдуму, Алексей Навальный выпустил ролик про «партию жуликов и воров», в котором говорилось об обещаниях, которые давались перед предыдущими выборами и не были выполнены. Тогда очень многие разместили его у себя в соцсетях. Миллионы просмотров. Спустя два года в каком-то захолустье суд признал этот ролик экстремистским по неизвестно каким основаниям. А дальше оперативник отдела «Э» в вашем регионе мониторит вашу страницу, смотрит пост пятилетней давности, о котором сами вы давно уже забыли и никогда не станете его искать, и находит там ссылку на этот ролик. Это штраф или арест на срок до 15 суток. Когда вы размещали ролик, он не был экстремистским, но он висит у вас до сих пор и к нему есть доступ. Он опубликован. Вы продолжаете его распространять.
Блокировка соцсетей или, например, YouTube, будет сегодня серьёзным политическим решением, поэтому их не блокируют.
Юридически распространением считается и репост. Любой. Даже если в комментариях вы пишете, что не разделяете и осуждаете эту позицию. Важен сам факт репоста. Если вы «лайкнули» чей-то пост, который уже признан или когда-нибудь будет признан экстремистским, это увидят ваши друзья, следовательно, вы его распространили. Есть уголовные дела и за «лайки».
Есть статья 20.3 КоАП. Она о публичной демонстрации нацистской символики и т. п. С 2011 по 2015 годы количество дел по этой статье увеличилось в 10 раз. Вот примеры того, как это происходит:
— Пользователь разместил у себя на странице постер фильма «Американская история Х». Там у главного героя на левой груди татуировка свастики. Административная ответственность в виде штрафа.
— Активистка с Кубани опубликовала у себя на странице карикатуру Кукрыниксов. Там изображён поверженный Адольф Гитлер, на руке которого повязка со свастикой. Штраф.
— Девочка из Смоленска нашла в интернете фотографию своего дома времён немецкой оккупации и разместила для сравнения фотографию того времени и современную. На старой фотографии возле дома строй солдат Вермахта и флаг со свастикой. Девочку привлекли к ответственности.
— В тюрьмах сидят неонацисты. У многих татуировки в виде свастики. Раз в неделю их водят мыться. Они публично демонстрируют свастику другим осуждённым. И каждый раз им выписывают штраф.
Судебно-психиатрическая экспертиза — это не карательная психиатрия
Сейчас многие переживают, что в Россию вернётся карательная психиатрия. Пока об этом говорить не приходится. Но количество назначаемых судебно-психиатрических экспертиз в России растёт скачкообразно.
Мы боимся двух вещей: что нас посадят и что нас отдадут психиатру. Мало ли чего. Следствие этими страхами активно манипулирует. Вы думаете, что если вас на месяц поместят в психиатрический стационар, то с вами будут делать что? С вами не будут делать ничего. Будут только наблюдать. Если психиатры скажут, что у человека проблемы, то это зелёный свет судье для назначения принудительных мер медицинского характера. Очень удобно. Судебного процесса нет. Человек невменяемый, поэтому — лечиться. Это перекладывание ответственности за решение судьи на врачей.
На вопрос о корнях советской карательной психиатрии Людмила Алексеева говорила, что это очень просто: разве вменяемый человек пойдёт против советской власти. Если у тебя нет чувства самосохранения, значит, у тебя шизотипические расстройства личности. В советской терминологии — «вялотекущая шизофрения».
Некоторые примеры из нашего времени:
— Некий товарищ Симаков в Екатеринбурге, маг вуду. Судом признано, что он оскорбил чувства верующих. Он принёс в жертву петуха и окропил его кровью какой-то православный покров. По мнению следственных органов, это преступление. Психиатры сказали, что у него проблемы с головой, и его поместили в стационар.
— Руслан Макаров, журналист из Горноалтайска, водворён в психиатрический стационар по решению суда. Он критиковал губернатора. Ранее он обращался к психиатрам и проходил лечение. Эксперты сказали, что его расстройство никуда не делось.
— Ровно так же сделали с Михаилом Косенко, одним из «болотников». Он тоже раньше лечился, у него не было ничего прогрессирующего. Однако следователи сказали, что всё очень даже прогрессирует и ему необходимо лечение.
Выявлено около десятка таких дел.
Р. S. Мы не призываем к самоцензуре. Просто помните, что всё, что вы делаете в интернете, может быть подвергнуто экспертизе на предмет правонарушений.
