Медвед

На этой неделе московская полиция задержала несколько десятков мигрантов во время операций в торговом центре «Москва» и на рынке «Садовод». Впрочем, их задерживают и без всяких операций — каждый день на улицах города. В попытке узнать, кто они — столичные мигранты, отчего их недолюбливают, как проходит процесс их интеграции и существуют ли в Москве этнические районы, — МОСЛЕНТА поговорила со старшим научным сотрудником в РАНХиГС при Президенте РФ и руководителем Группы исследований миграции и этничности Евгением Варшавером.

МОСЛЕНТА: Мигранты, как известно, далеко не только российское явление.

Да, на днях я вернулся из рабочей поездки в Австралию, где узнал много любопытного. Например, что после Второй мировой войны австралийцы довольно резко изменили свою миграционную политику. До того в качестве потенциальных граждан они рассматривали исключительно британцев. Но выяснилось, что рынок британцев исчерпан, а экономическое развитие без большого количества мигрантов невозможно. Стало понятно, что без небританских мигрантов не обойтись, но эту идею надо было «продать обществу». И тогда «ответственные товарищи» отправились в Европу, где начали рыскать по лагерям интернированных в поисках тех, за счет кого можно было бы доказать австралийскому обществу, что не только британцы могут быть хорошими австралийцами. И они нашли… прибалтов! А затем отобрали из них молодых и красивых, посадили на корабль, привезли в Австралию и устроили вокруг них этакий перформанс, сказав примерно так: посмотрите, какие они красивые, юные, светловолосые. Нравится? И местные ответили — нравится! И так сначала прибалты, потом греки и итальянцы, а теперь — китайцы и индийцы — стали приглашаться в Австралию на постоянное место жительства. Поучительно, правда?

Вообще же сейчас я занимаюсь проблемой расселения мигрантов в России и хочу понять, какое место занимает Россия среди прочих миграционных обществ в отношении расселения и вообще. Скажем, в Австралии этнические районы есть, но они не такие, как во Франции. В России же этнические районы не складываются, но какие-то места концентрации мигрантов существуют. Какие? Через пару лет поймем и расскажем. А ведь расселение — один из ключей к успешной интеграции мигрантов. Забегая вперед, скажу, что в России с этим делом все обстоит неплохо.

Это радует. Но хочется все же начать с терминологии. Дайте определение для «чайников»: что вообще такое миграция?

Оххх… Тут можно много всего разного сказать. Хорошего социологического определения этого явления нет. Поэтому давайте отталкиваться просто от разных взглядов. Вот один из них, на котором основывается статистика МВД: мигранты — это иностранцы, которые пересекли российскую границу, но еще не получили российского гражданства. По этой статистике в нашей стране находится порядка 10 миллионов мигрантов. А ООН, например, определяет мигрантов как тех, кто живет в одной стране, а родился в другой. И их в России тоже порядка 10 миллионов. Но это совсем другие 10 миллионов. И эти два множества лишь немного пересекаются. При этом обе эти позиции совершенно не учитывают внутреннюю миграцию, то есть ту, которая связана не с пересечением внешних границ государства, а с пересечением границ внутренних, административных — при всей их номинальности. Скажем, житель Грозного приехал в Москву, и он — мигрант, житель Шатуры или Химок каждый день ездит на работу в Москву — и он тоже мигрант. Маятниковый. Или возьмем Дагестан, где более чем распространенным социальным явлением стала миграция горцев на равнину. Казалось бы, это миграция — внутри региона. Но такие мигранты постепенно меняют образ жизни и пространство вокруг себя, так что переоценить степень их влияния на дагестанское общество сложно.

В общем, изучать тут есть много чего, но четкого определения ждать не стоит. Так же обстоят дела и с термином «интеграция мигрантов»?

Да. В принципе это — вся совокупность отношений между мигрантами и принимающим их обществом. Но сказал так — не сказал ничего, поэтому попробую немножечко детализировать. Есть структурный аспект интеграции, то есть то, насколько у мигрантов получается занять позиции на рынке труда сообразно имеющейся квалификации, а также насколько их дети получают образование, сопоставимое с тем, которое получают местные. Есть культурная интеграция, связанная с освоением языка и тех или иных культурных норм. Есть социальная интеграция — дружба, приятельские отношения, а также браки между местными и мигрантами. И, наконец, есть идентификационная интеграция — когда мигрант, воспринимающий новую для него среду, как чужую, начинает ассоциировать себя с ней, а принимающее общество начинает воспринимать мигранта, как часть этого общества. Формально это может выражаться в том, что он, например, получает гражданство.

Мигранты, как мы уже говорили, понятие очень разнородное. И все же: если речь идет о Москве, каких мигрантов тут большинство — внешних, внутренних?

Цифр таких по большому счету нет. Но можно сказать, что большинство тех, кто живет в Москве — мигранты в первом или втором поколении, то есть или сами приехали сюда или приехали их родители. Тех, у кого тут родились бабушки и дедушки, очень мало. Это — раз. Два: в Москве много тех, кто родился в других странах. Но, учитывая распад СССР, различить внутреннюю и внешнюю миграцию в отношении тех, кто приехал в Москву учиться лет тридцать назад с Украины или из Грузии и остался — сложно. Таких ООН записывает в международные мигранты, но для них это не было международной миграцией!

В СССР, как я понимаю, международной миграции не было вовсе?

Практически не было. К нам приезжали «дети Испании», от нас уезжали те, кого называли «отказники». Но затем наступили 90-е годы и распад Советского Союза. И все забурлило. В тот период было два основных потока мигрантов. Первый — это русскоязычные «возвращенцы» из республик. Им было — часто небезосновательно — страшно за свое будущее. Они ехали из Прибалтики, Средней Азии, Закавказья и республик Северного Кавказа. Второй же поток был связан с международными и региональными конфликтами: в Нагорном Карабахе, Азербайджане, Чечне, Абхазии, Осетии, Оше, а также — с крайне тяжелой жизнью в соседних странах. Это уже были так называемые этнические мигранты, то есть воспринимаемые в принимающем обществе как чужаки. И таких «чужих» в Россию — в частности, в Москву — приехали в 90-е годы сотни тысяч. Хотя жить в России в тот период тоже было весьма тяжело.