Можно ли считать экс-президента России Владимира Путина русским националистом? На Западе и в России на этот вопрос ответят скорее утвердительно, хотя в целях благозвучия русские предпочтут термин «патриот». Правда, суть явления нисколько не зависит от его названия: различие между «патриотизмом» и «национализмом» такое же, как между «разведчиком» и «шпионом». Тем более что Путин публично назвал себя и своего преемника Дмитрия Медведева «в хорошем смысле слова русскими националистами». Хотя президент Медведев, которому облик прозападного либерала ближе образа русского традиционалиста, вряд ли согласится с этой оценкой, в любом случае существует фундаментальная связь между современной российской властью и русским национализмом.

В некотором смысле эта власть вообще выросла из националистического подъема российского общества и использует национализм в качестве важного источника своей легитимации. И в то же время та же самая власть крайне негативно относится к малейшим проявлениям независимого от нее политического русского национализма, усматривая в нем кардинальную угрозу стабильности страны и самое себе.

Чтобы разобраться в этом парадоксе, необходимо разделить, разграничить национализм как массовое настроение общества и национализм как притязающее на власть политическое и идеологическое течение.

В первом случае можно с полным основанием утверждать о формировании в России влиятельного т.н. «банального национализма» (термин английского ученого Майкла Биллига) — национализма как важного элемента массовой идентичности. Подобный национализм, незаметным и неосознаваемым образом пропитывающий социальную, культурную и политическую жизнь, типичен для Запада. Там он «настолько прочно встроен в мышление и поведение как политических элит, так и рядовых граждан, что его перестают замечать. <...> Априорная уверенность в правоте собственной страны (согласно принципу: right or wrong — my country), агрессивное преследование целей, понятых как „национальный интерес“, неуважение к позиции политических оппонентов — вот характерные черты „банального национализма“».

Национальная гордость и презумпция превосходства национальных интересов составляет политическую и культурную норму современного Запада. Более того, в некотором смысле это и признак психической нормы. Ведь с точки зрения психологии индивид испытывает глубокую потребность в позитивной оценке группы, к которой он принадлежит. Любить свой народ и свою Родину — естественное и нормальное состояние для человека, впадать в отношении их в гиперкритицизм — психическая девиация. Итак, «банальный национализм» не только политическая и культурная, но и психическая норма.

В посткоммунистической России формирование «банального национализма» началось сравнительно поздно — лишь во второй половине 1990-х гг. И в любом случае значительно позже, чем в других посткоммунистических странах, включая бывшие советские республики. До этого русские переживали эпоху подлинного национального мазохизма: «мы хуже всех, мы нация рабов», «мы пример всему миру, как не надо жить» — подобные (само)оценки превалировали в социологических опросах рубежа 80-90-х и первой половины 90-х годов прошлого века.

Однако фрустрация не может быть исторической длительной, она ведет либо к дезинтеграции народа, либо к повышению оценки собственной группы. Последнее и происходит с русскими с конца 1990-х гг., когда начался масштабный процесс трансформации русской идентичности. Подробно мы анализировали его в своих работах, сейчас же лишь вкратце укажем, что важнейшей частью этой трансформации стало формирование «банального национализма» или, говоря более привычным языком, массовых патриотических настроений в российском обществе.

На гребне этого патриотического подъема и пришел к власти Владимир Путин. «Банальный национализм» в сочетании с требованиями порядка и справедливости породил феномен беспрецедентной и долговременной популярности Путина.

Однако формирование массового «банального национализма» вовсе не привело, как это ни покажется странным, к росту популярности и усилению влияния националистических партий. Поддержка политического русского национализма в обществе не выросла в сравнении с 90-ми годами прошлого и по-прежнему составляет около 10-15%.