Всё началось проще простого и обычней обычного. В храме у дежурного зазвонил телефон – просили пригласить священника. Женский голос объяснил, что вот есть-де престарелый дедушка, которого надо бы поисповедовать, но везти его в храм никак нельзя: слишком слаб, опасаются, что дорогу не перенесёт.

На вопрос: «Ходил ли дедушка в церковь, и надо ли, кроме исповеди, причащать?» – ответили, что ранее он никуда не ходил, но в Бога верил всю свою жизнь и что, кроме исповеди, ему пока ничего другого не надобно.

«Нет так нет, но исповедовать всё равно надо», – подумал я и приготовился обсудить, когда ехать, где они находятся и на чём добираться, но, услышав моё согласие, трубку тут же положили…

Не успел я сообразить, что это за странности такие, как в храме потемнело: весь проём двери загородили две мощные фигуры.

Помните 90-е годы века прошлого и внешний вид так называемых новых русских? Плотные, широкие, коротко остриженные, с лицами без выражения и с толстыми золотыми цепями, отделявшими головы от туловища, так как понятие «шея» у них практически отсутствовало… Именно таковые и стояли в дверном проёме, вглядываясь в ими же затемнённое пространство храма. Довершали эту композицию времён «распределения собственности» малиновые пиджаки, плотно обклеивающие могучие торсы, джинсы и кроссовки с прыгающей пумой.

Должен заметить, что я до дня нынешнего так и не могу понять, чем отличались эти два посланника друг от друга. Разница между ними заключалась только в том, что один из них обращался ко мне на «вы» и называл святым отцом, а другой говорил мне «ты» и «батя». Всё остальное существенных отличий не имело, а особые приметы отсутствовали.

– Собирайся, батя, – сказал один.

Второй добавил:

– Ничего не забудьте, святой отец, в лом возвращаться будет.

Пока я комплектовал требный чемоданчик, мне был задан вопрос, который всегда задают «захожане»:

– Святой отец, а о здравии куда свечки поставить?

Я указан на центральные подсвечники и добавил:

– Записку напишите с именем, чтобы знать, за кого молиться.

– Какую записку, батя? Сам напиши, за здравие Брынзы.

– Кого? – не понял я.

– Ну вы даёте, святой отец! К Брынзе вы сейчас с нами поедете. Он и сказал, чтобы свечки поставили. Самые большие.

– Такого нет имени – Брынза. Как его крестили, каким именем?

Вы когда-нибудь видели, как отблески мысли и тени задумчивости проявляются на подобных квадратных лицах? Интересные мгновенья. Но улыбка понимания всё равно радует, независимо от уровня образованности, красоты лица и образа жизни.

– Владимиром его зовут, – поняли наконец, что от них требуется, посланники.

Дежурный записал имя в синодик, а потом уставился на пятидесятидолларовую купюру. Пять свечей, хоть и самых дорогих, столько никак не стоили.

– Так много это… – в смущении сказал он, протягивая деньги обратно.

– На храм оставь, пацан, – хмыкнул через плечо один из приехавших, который, выполнив задание по свечкам, по всей видимости, уже успел забыть о нём.

Подобным образом из родной церкви я ещё никогда не выходил. Сопровождение было словно из киносериала про бандитов. Слава Богу, что они хоть руки под пиджаками не держали. Бабули, сидящие на скамеечке у храма, с тревогой перекрестились, заволновались-зашептались. Но, увидев мой добродушный кивок, кажется, успокоились, хотя и смотрели вслед настороженно.

В машинах я не разбираюсь, но так как эта была большая и высокая, с прилепленным сзади колесом, то, значит, «джип». Забрался, как указали, на заднее сиденье, справа и слева сели мои новоявленные телохранители, и поехали.

– Вы, святой отец, не волнуйтесь, всё по уму будет, – успокоил меня сидящий справа, а «левый» добавил:

– Бать, ты чего в кейс свой так вцепился? Никуда он не денется.

И действительно, только сейчас я заметил побелевшую от напряжения руку на ручке чемоданчика, как и обратил внимание на то, что мысли мои далеки от предстоящей исповеди.

Вообще-то, страхи страхами, но, глядя на экипированную по последнему слову техники дорогую машину, представителей охраны и водителя, невольно начинаешь строить в уме образ особняка, в который меня вот-вот доставят.

Однако домик оказался небольшим, постройки годов пятидесятых, правда с телевизионной тарелкой над крышей. А вдоль дорожки, ведущей от калитки до крыльца, журчал ручеёк. Учитывая донбасский дефицит воды, безусловно, не каждый мог себе подобное соорудить, да ещё украсить место на японский манер диковинными камнями и необычным кустарником. Всю остальную территорию занимал обычный сад с беседкой и колодцем.

На крыльце встретила молодая девушка.

«Внучка, наверное», – предположил я и не ошибся.

– Проходите, батюшка, дед вас ждёт.