В очередной раз я сел в начале нового века. Причем в знакомое провинциальное СИЗО. Садист-режимник к тому времени ушел на пенсию. Сотрудники заметно окультурились — били только бедно одетых и голимо выглядевших арестантов, а богатых и спортивных не трогали. В духе времени кормили скудно, но за свой безналичный счет можно было заказать все, кроме спиртного и женщины. Последнее, впрочем,тоже было можно, но только по спецдоговоренности с операми и за наличный расчет.
Под следствием я пробыл недолго и под спецназ не попал. Лишился только дорогих часов и ремня, сданного при поступлении под опись. В описи не указали фирму-производителя. Потому перед этапом мне предложили покопаться в общем ящике и выбрать среди дешевых часиков и пионерских ремешков свои. Дежурный по секрету сообщил, что мой этап можно отложить, а меня отправить в другую область, где не колонии, а, считай, концлагеря. Не стал я поднимать волну и поехал на зону без приключений, так как она совсем рядом находилась.
Дисциплину для начальства там поддерживали смотрящие. Они же на сходняке приговаривали неугодных и недовольных политикой администрации, избивая осужденных и переводя их в низкие масти, где они не имели слова. Сотрудникам самим и трогать никого не было нужно. Они только давали ценные указания не по режиму живущим блатным.
В отрядах торговали наркотой и спиртным, засылая «долю малую» начальству. Начальники продавали условно-досрочные освобождения. В общем, сплошная ссученностъ и современный уклад. В эту тихую поляну вносил диссонанс спецназ. Заходил нечасто, но бил осужденных прямо при прокуроре по надзору. Неладно что-то в государстве…
Надоело мне все. Плюс я баек про установившийся воровской ход на Северах наслушался. Вот и решил ехать на поселение. Центральные пересылки мы прошли почти без приключений. По прибытии на Север этап загнали в тесную камеру. Даже присесть на нары было невозможно — столько там вещей и народу. В узких проходах сидят на баулах, воды в кране нет, толчок забит, выносная параша переполнена.
Зато соседние «хаты» вообще свободны и сегодня этапа не будет — это нам так дежурный сказал. Написал я на листочке жалобу, в дверь побарабанил, подал бумагу прапорщику. Через полчаса меня вызвал начальник пересылки. Огромный подполковник, держа в левой руке мою заяву, приказал подойти ближе. Потом ударил правый боковой в голову — видно, что когда-то боксом занимался, но возраст и жир притупили резкость. Уклонившись, я начал смеяться — в критические моменты меня почему-то всегда на смех пробивает. Люди это за самообладание принимают и бесстрашие. Полковник потерялся, сбавил обороты. Пообещал скорый этап и все же
разгрузил камеру.
На поселке ничего нового я не увидел: еще более проворовавшиеся и обнаглевшие сотрудники, покрывающий их прокурор, рабы-осужденные. Их калечат, убивают сгоряча вертухаи или бьют дубиналом в шизняке за нарушения. Меня не трогали, но смотреть на все это было противно. Пришлось закрыться в зону.
Там тоже блатные, прикрываясь понятиями, лютовали, еще сильнее продавшись ментам. Сотрудники, как всегда, били «чушков» и своих коллег, попавшихся на проносе спиртного и
наркоты.
Зона — это маленькая модель государства. Даже не выходя на свободу, видно, что что-то неладно в России, раз такое в пенитенциарной системе творится.
