– Известный нацист Юрий Евсюков считает фсиновцев националистами.
Иван Асташин: ФСИН и национализм? Национализм не идеология; националистом может быть хоть Путин, хоть фсиновец, который лупит ультраправого Евсюкова. Ничего это не меняет. Фсиновцы, первым делом, мусора; они – государственники, поддерживающие существующую власть. И еще они – рабы системы. Их национализм, если он имеется, основан не на желании делать жизнь народа лучше, а на бытовой ксенофобии, которая присуща необразованным людям. Сотрудники ФСИН такие же, как и большинство населения.
– Соприкосновения людей разных идеологий, замурованных в мире, который рядом. Антифа, исламисты, нацболы: язык понимания был между вами? Нацисты, вот, весьма негативно комментировали твою дружбу с Русланом Хубаевым.
Иван Асташин: Делить камеру с такими людьми проще, чем с овощами, даже если активистом движет идея, противоположная той, которой придерживаешься ты. За решеткой радуешься любому пересечению с политическими – начинается оживленный разговор, обмен мнениями, новостями и литературой. Конечно, исламский фундаментализм мне чужд, но я могу понять боевиков, которые хотят отделиться от путинской империи. Не пойму тех, кого государство использует, как хочет и угнетает, и кто терпит, как будто, так и должно быть.
Первое время из политзэков встречался на этапах в суды с нацболами: Игорем Березюком и Кириллом Унчуком. Нормально пообщаться вышло с Русланом Хубаевым – легендой НБП, мы сидели в одной камере. Помню, как в 2009 году кричал на митингах «Свободу Хубаеву!». Увидеть его вживую! – я был рад этой встрече. «Правые новости» не читаю, что там понаписали про общение с Хубаевым – не ведаю. С точкой зрения посетителей «ПН», что он «обезьяна» – я не согласен. Не разделяю любовь к замерам черепов и прочим вещам; у меня позиция, как у нацболов: русский тот, кто считает себя русским и поддерживает нашу культуру и традиции. Руслана воспринимал как русского человека. Кстати, он и все нацболы, осужденные по Манежке, считали, что правильно поступили, выйдя 11 декабря на улицу.
Пересекся и с «антифа» Алексеем Сутугой, «Сократом». В подвале Мосгорсуда нас посадили в один бокс, метр на полтора. Там мы пробыли полдня, все время проговорили, нашли много общих идей. Мне он представился анархистом, тяготеющим к идеям Бакунина, и согласился, что вместо уличной войны между молодежными движениями антифа и националистов, надо бороться против настоящего фашизма – путинизма. Как говорил Сократ об уличной войне: что было, то было, но времена пришли другие. Мы обменялись книжками: я ему подарил «Процессы» Кафки, а он мне про мексиканскую революцию.
Рад, что Володю Акименкова освободили, как раз собирался ему маляву передавать, за три дня до амнистии. А в последнее время мне доводилось видеться с Сергеем Кривовым, Степой Зиминым, Лёней Ковязиным, Александром Ходорцом, Пашей Важениным, Александром Лисициным и Даниилом Константиновым. С последним я сидел несколько месяцев, было интересно, мы бесконечно спорили и размышляли. Хотя наши взгляды не совпадают, – у Константинова буржуазное мировоззрение – я был рад сидеть с ним; он очень грамотный и умный человек, ценит честь и достоинство как мало кто ныне. Таких людей надо уважать. Процесс Константинова – политический и такой беспредельный: всем ясно, что убийства он не совершал. Либеральная общественность особенно не шумит; я вот «Новую Газету» выписываю, один раз разве там Латынина что-то писала. Константинов за стеной от меня сидел.
Когда националистам ничего не надо
– Ты неоднократно взывал к гражданскому долгу националистов – идти в протест. Никто, правда, не выходил. Рассуждают о буржуазности оппозиции, вместо воздействия на нее в национальном духе. К политзэкам даже на суды не ходят. Почему так?
Иван Асташин: Никому в националистическом движении на**й ничего не нужно. Во-вторых, у беспартийных националистов в массе нет идеологии, они не совсем понимают, чего хотят и что им делать. Деятельные активисты сидят, эмигрировали или ушли в другие сферы: журналистику, правозащиту и т.д. Кто остался – на них свалилось чересчур груза: товарищи, ставшие узниками режима, которым надо помогать, усиленное внимание спецслужб, тотальное применение 282 УК РФ. Наличие огромного количества политзэков – серьезная нагрузка на вольных товарищей. Да, была «Вольница» и есть «Народная воля»; но, по-видимому, они не нашли в себе сил национализировать протест. Еще фактор – практически вся активность с улиц переместилась Вконтакт. В основном, националистам на все плевать, они никуда не ходят, ничего не делают, сидят там. Что движет этими людьми, для меня – загадка. Если исходить из того, что было во второй половине 2000-х: уличные националисты – большинство – скептически взирали на митинги и шествия. Их позиция: ходить туда – повод попасть в экстремистские базы. Даже я, посещая митинги, старался закрывать лицо; а туда, где светило винтилово, как на «Маршах несогласных», не заглядывал. Но люди думали о серьезных делах, сопряженных с нарушением закона, в наши дни этим уже не занимаются. Радикализма нет, вообще, а Вконтакте выкладывают свои фотки. Чего на улицу не идут, не поднимут задницу с дивана? Все-таки меня движ удивляет. Я слышу про довольно удивительные вещи. Расплодились проправительственные организации, такие как «Щит Москвы» где рулил Худякова, который стучал на «манежных» нацболов. Тотальная подментованность печалит).
– Русский национализм имеет много форм. Правые, левые, нацдемы. Попытки выйти на новые идеологические просторы: «Вольница», нацдемы – оборачиваются ничем. Куда дальше? Какие перспективы неонацизма, жутко популярного у молодежи?
Иван Асташин: Гитлеризм? Когда я был на свободе, то думал, что нацизм, как явление, обеими ногами стоит в могиле. Но как понимаю, он еще моден? Как движение, он не имеет никаких перспектив, нацизм способен сохраняться разве в маргинальных кругах. Его популярность – это, все-таки, не политическая мотивация, а магическая по воздействию эстетика Третьего рейха. И не надо забывать, что в правой тусовке хватает динозавров из прошлых десятилетий, которые повернуты на гитлеризме. Говоря о том, что вменяемо: не надо ставить национализм во главу угла, нужно двигаться дальше – к революции. Не проблема, что нет единой идеологии, главное, чтобы она появилась накануне предреволюционной ситуации. Протестная активность спала, поэтому неудивительно, что с идеями негусто. Все сложно: у Навального условный срок и домашний арест, он изолирован от активности. Лимонов – его популярность упала, и он стал контрреволюционером. Что сплотит революционеров впереди? – пока что непонятно, а предреволюционной ситуации нет. Но надо продолжать активизм, искать идеи, развиваться и действовать. Организации, структуры – по ситуации.
– Мне, все-таки, не очень понятно: Иван Асташин – он кто? К чему стремишься?
Иван Асташин: Не могу назвать свои убеждения каким-то из существующих терминов и не хочу вешать ярлыки. Но непротив, чтобы меня называли революционным националистом или левым националистом. Эти определения наиболее мне близки. Вообще, многие концепции, несущие позитивный смысл в сознание социума, ассоциируются с чем-то негативным. Поэтому, даже если они мне близки, я их не произношу. Немало идеологий проявили себя не с лучшей стороны. Но это не связано с сутью идеологий, совсем нет; по факту: люди, получившие власть, декларируя одно, делали совсем иное. И как раз негативные примеры крепче всего сохраняются в памяти народа. И еще, пора понять: абсолютное большинство идей безумно устарели. Мы в 21 веке, а не в 19, многое изменилось. Но чего хочу? Смотря, в какой перспективе. В конечном итоге: построения общества без государства для освобожденного человека, в котором не будет места угнетению и несправедливости. Люди научатся решать, как им жить, а не ждать принудительные решения системы. До этого момента грянет не одна революция, и, соответственно, вдаваться в подробности эволюции не имеет смысла. Рано. В первую очередь нам пора совершить революцию внутри себя – поверить в возможность человека, убившего в себе раба. И каждый день мы обязаны идти вперед, делая что-то для торжества революции. Тогда будем свободными. А я, в конце концов, не идеолог и не теоретик и читал еще мало книг; мне 21 год, я – рядовой боец за революцию – во имя прогресса!
– Левый национализм, он сильно отличается от национал-социализма? Где его корни?
Иван Асташин: Да. Если просто рассматривать определение национал-социализм, вроде как все хорошо. Но проблема в том, что почти все из тех, кто называет себя национал-социалистами, отталкиваются от гитлеровской Германии; а это совершенно другое – это был авторитарный режим. Левый же национализм, как я его понимаю, стремление все-таки к свободному обществу, в котором будет как социальная справедливость, так и национальная. Корни левого национализма лежат в борьбе с царизмом. Декабристы – отдельная тема, эсеры – революционная русская традиция. Люди, что стремились к революции как к прогрессу, свободному обществу. К сожалению, в 90-х получилось так, что национализм развился этаким монархическим, авторитарным. Все, что было связано с коммунизмом, социализмом, левым направлением, после 70-ти лет СССР вызывало отторжение. Естественно, в первую очередь искалась альтернатива совку. Да и люди мало что знали и думали, им так казалось: раз до Советского Союза была монархия, это было лучше.
– Допустим, ты оказываешься на свободе, что потом?
Иван Асташин: Я на воле? Есть путь автономных националистов. Сопротивлялся бы автономно, как на день ареста, и пропагандировал такой путь борьбы. Интернет, социальные сети позволяют действовать такой дорогой. Когда я был на Украине, 2009 год, впервые столкнулся с зарождающимся там массовым автономным сопротивлением. Марши, акции прямого действия – закидать мэрию дымовыми шашками – устраивались автономно; на демонстрациях не было символики организаций, одни черные флаги. На баннерах написаны названия пропагандистских сайтов, как площадок для самоорганизации и дискуссий. Ораторы на митингах, зачастую, парни в масках…. Все было успешно; хотя в какой-то момент автономы зациклились на шествиях (Асташин говорит о зарождении «Автономного Опира»). Уверен – многие их тех людей, что были на автономных маршах, потом пришли на Майдан. Говорят: в России нет автономов, значит, нет успеха автономности. Но у нас все движения в кризисе.
Москва, следственный изолятор Матросская Тишина, декабрь 2013, Максим Собеский
