Фильм,запрещенный к показу на всей территории стран соц.лагеря. Рассказывает об издевательствах в советских конц.лагерях.

Казахстан. 1954 год. Медные рудники. Лагеря с заключенными, которые на этих копях надрываются. Жестокость и садизм офицеров-кагэбешников, которые этих заключенных охраняют. В центре сюжета — восстание, которое наивные зэки поднимают, протестуя против бесчеловечного обращения с ними, против изнурительного рабочего дня, против голодного существования. С помощью бунта они хотят что-то изменить в своей рабской жизни. Такие идеалистические требования политзаключенных вызывают вполне закономерную реакцию властей: жестокое подавление восстания и последующий террор, который обрушивает администрация на непокорных, даже и не помышлявших замахнуться на саму систему… Фильм снят по реальным событиям.

(«Бился Третий лагппункт — тот, который и начал (он был из двадцатипятилетников, с большим перевесом бендеровцев). Они… швыряли камнями в автоматчиков и надзирателей, наверно и серными угольниками в танки… О толченом стекле никто не вспоминал. Какой-то барак два раза с «ура» ходил в контратаку…» «Танки давили всех попадавшихся по дороге. Танки наезжали на крылечки бараков, давили там. Танки притирались к стенам бараков и давили тех, кто виснул там, спасаясь от гусениц… Танки вминались в дощатые стены бараков и даже били внутрь бараков холостыми пушечными выстрелами.» Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ.)

Размышления над фильмом «Людоед»

Можно ли рускому человеку называть отечественным тот кинематограф, который создан в угоду оккупационному режиму?! У руского меньшинства (недобитков) давным-давно нет своего отечества, а значит и своего кино. Есть «отечественное» совецкое и постсовецкое кино, но только не руское, которое так и не успело развиться, едва появившись на свет вначале ХХ столетия. Ведь первые скромные дореволюционные опыты синематографа этого «великого немого», конечно нельзя назвать национальным кинематографом в полном смысле этого слова. Этими опытами, к сожалению, воспользовались лишь наши враги «красные дьяволята» из большевицкого агитпрома, которые усовершенствовали данный вид творчества аж до мiрового признания. Я имею в виду некоторые совецкие фильмы, отмеченные на международных кинофестивалях разных лет. Надо сказать, что совецкие кинематографисты, беззаветно преданные кремляди и наученные главным врагом руского народа Лениным, который называл кино «важнейшим из всех искусств», достигли успехов на этом поприще, создав своё собственное «отечественное» кино, с помощью которого они умело воспитывали (оболванивали) зрительские массы, приучая их любить своё новое отечество – Совдепию.

Впрочем, и в совецком кинематографе время от времени чудесным образом появлялись кое-какие антисовецкие ростки, причём не только руские, но и грузинские, украинские, латышские или иного происхождения, которые обычно губились прямо на корню партийными церберами и бдительными чекистами. Тех или иных авторов, замеченных в нелояльности к Кремлю и его оккупационному режиму, преследовали или в лучшем случае подвергали остракизму, тогда как участь их кинопроизведений была всегда одна и та же, их запрещали и прятали под замок госхрана. Красные оккупанты всегда боялись того, что «важнейшее из искусств» может внести сумятицу в головы послушных совецких рабов, или того хуже привести их к бунту. Кстати, этот аспект учитывался большевиками, поэтому всякий раз, когда они обновляли своё тюремное отечество, например, во времена хрущёвской оттепели и горбачёвской перестройки, в совецком кино находились люди на длинном поводке, которым дозволялось осуждать и высмеивать «отдельные недостатки» режима. Им могли разрешить всё что угодно, кроме одного – называть вещи своими именами, т.е. называть коммунистов упырями и палачами, совецких людей – рабами и терпилами, СССР – красной империей зла и тюрьмой народов, а участников антисовецкого сопротивления – национальными героями. Даже в самых интересных, в смелых и наиболее талантливых кинопроизведениях той или иной перестроечной поры белые антисоветчики, боровшиеся с оружием в руках против большевицкой тирании, оставались врагами народа, коллаборационистами, «трусами», «предателями», «изменниками» и т.д. Ну а красные совки как всегда были на высоте, представляя образы защитников родины и честных тружеников. Лишь иногда на экранах возникали нетипичные образы власть имущих в негативном свете, но и они, как правило, были исключением из общего правила. Либо негодяи и коррупционеры, случайно проникшие в органы власти, либо отдельные патологические уроды-садисты в среде чекистов, политруков и ментов, которые вызывали зрительскую неприязнь, и которые по замыслу авторов были недостойны того, чтобы носить «высокое звание» совецкого человека. Рефренами в совецком кинематографе оставались одни и те же гипнотически-кодированные фразы типа: «Если я не вернусь, считайте меня коммунистом!» или «Смерть фашистским оккупантам!». Иначе говоря, все акценты были расставлены, коммунисты оставались добром, а фашисты, в том числе белогвардейско-фашистская руская «сволочь» – неоспоримым злом. И эти аксиомы с молоком матери впитывал в себя весь совецкий народ. Однако, был один момент, причём не только в истории отечественного кинематографа, но и у народа в целом, когда кое-кто попытался изменить акценты. Это произошло вначале 1990-ых, когда у совецкого народа появилась реальная возможность освободиться от большевицкого ига. Именно в это время появились такие выдающиеся антисовецкие фильмы, как «Чекист» (1992) Александра Рогожкина и «Людоед» (1991) Геннадия Земеля.

Я всегда полагал, что являюсь профессиональным кинематографистом с большим почти сорокалетним стажем работы в кино (на «Мосфильм» я пришёл ещё летом 1976-го), и поэтому хорошо знаю «отечественный» кинематограф. Но оказалось, что это не так. Есть фильмы, которые я к своему стыду до сих пор не только не видел, но о которых даже не слышал, так же, как об их авторах. Если режиссёра Рогожкина и его фильмы «Особенности национальной охоты» (1995), «Улицы разбитых фонарей» (1997) и др. весьма популярные работы я знал, то творчество режиссёра Земеля до сих пор оставалось для меня неизвестным.

О том шоке, который в своё время произвёл на меня и на других людей «Чекист» я уже писал и не раз, отдавая должное творчеству раннего Рогожкина. А вот про «Людоеда», который я впервые посмотрел несколько дней назад, разговор ещё впереди. Эта работа казахстанского режиссёра руско-латвийского происхождения хотя и вызывает много нареканий с профессиональной точки зрения, особенно бросается в глаза плохое качество изображения, но великолепное содержание перевешивает все недостатки. Ещё никто до него не отважился снять историю о восстании зеков в ГУЛАГе, произошедшем в Казахстане летом 1954 года, известном по книге А.И. Солженицына как Кенгирское. Взбунтовались против произвола охранников и уголовников в основном политические заключённые, причём представители разных порабощённых народов. И совецкие фронтовики, один из которых (бывший подполковник РККА Капитон Иванович Кузнецов) и возглавил мятеж, и грузинские профессора, и руские катакомбники, и руские власовцы, и казаки-красновцы, и украинцы-бандеровцы, и прибалтийские лесные братья, и румынские легионеры, и немецкие солдаты, и киргизские пастухи, и еврейские интеллигенты и многие другие непохожие друг на друга зеки. Более тридцати «национальностей». Среди упомянутых в гулаговской таблице, были и участники восстания — американка Норма Шикман, венгр Ференц Варкони и спасавший раненых хирург, испанец Хулиан Фустер.

Объединённые одним желанием освободиться от кровавого ига сатанинского коминтерна вообще, и от зверочекистского безпредела в частности. Не участвовала в этой неравной схватке лишь небольшая группа иеговистов, не признающих насилие и проповедующих подчинение любой власти. Остальные сектанты вслед за катакомбниками ИПХ взялись за оружие. В фильме это, к сожалению, не показано, в нём мы видим только одного безоружного священника, и к кому он принадлежал неизвестно, вставшего вместе с другими зачинщиками мятежа и убитого вместе с ними.