«Надо искать такие формы действия, которые не приводили бы в тюрьму» Интервью Алексея Гаскарова — вышедшего из тюрьмы заключенного по «Болотному делу».

27 октября вышел из колонии Алексей Гаскаров — активист, которого приговорили к трем с половиной годам заключения по делу о массовых беспорядках на Болотной площади. Гаскаров полностью отбыл свой срок. Спецкор «Медузы» Илья Азар поговорил с Гаскаровым о тюремных порядках, антифашистском прошлом, событиях на Украине, Сергее Кириенко и российском настоящем — и обнаружил в нем больше оптимизма, чем у многих из тех, кто последние три года провел на свободе.

— Ты, конечно, слышал про происходящее с Ильдаром Дадиным. С тобой в колонии такого не происходило?

— Говорят, что Карелия — это очень плохой регион с точки зрения тюрем. Чем ближе к Москве ты находишься, тем проще как-то вопросы решать. Там для ментов ты просто объект. Они по телевизору, наверное, слышали, что есть «пятая колонна», а тут враг материализовался перед ними. Дадин, видимо, еще такой чувак, который будет ворчать по любому поводу, а для них это тоже вызов. Насколько я слышал, в тех зонах еще сохранились насильственные методы усмирения тех, кто недоволен чем-то. У меня в этом плане все относительно нормально прошло. Мне не дали выйти по УДО, какие-то рапорта придумывали, но никто не пытался вести со мной себя вызывающе. Скорее наоборот — они понимали, что у меня есть поддержка, и боялись какой-то огласки.

— Как ощущаешь себя на свободе?

— Понятно, что, когда ты долгое время находишься там, есть отрыв от внешней реальности — от друзей, родственников, вообще от привычных человеческих потребностей. Сейчас мне все нравится — просто гулять по улицам, кого-то видеть, с кем-то встречаться. Поэтому я себя нормально ощущаю.

Когда я сидел, люди мне рисовали такую картину, что [здесь] все очень сильно изменилось и я столкнусь с доминированием какой-то непривычной для себя системы ценностей. Я пока ничего такого не заметил. Мне даже кажется, что люди в Москве стали выглядеть чуть более свободно, более европейски. Нет этих бесконечных черных кожаных курток, серой, темной одежды. Может быть, это первое впечатление такое, потому что я еще ни с кем не вступал ни в какие споры.

В общем, все хорошо закончилось. Меня все поздравляют, но, наверное, было бы уместнее поздравлять, если бы я чего-то добивался и мне удалось победить систему. А так я просто отсидел срок, который отмерили. Ну, отсидел и отсидел.

— Победить систему в данном случае — это выйти по УДО? Тут ведь от тебя мало что зависит.

— По сути, да. Довольно быстро я понял, что есть установка [меня не выпускать]. Может быть, изначально ее не было, но происходят какие-то внешние события — и на фоне внешних угроз появляется идея борьбы с «пятой колонной», и надо лишний раз напомнить, что те, кто думает о каких-то протестах, будут сидеть «до звонка».

Но все равно я пытался два раза писать [прошение об УДО] и старался соблюдать некие правила игры. Например, я за все это время ни одной зарядки не пропустил, хотя это, конечно, чушь — просто надо утром выходить на улицу, как бы изображая зарядку. Я больше всего это ненавидел, но все равно старался такие моменты даже соблюдать.

— Но ведь какой-то части «болотников» дали УДО.

— Мы в разное время заходили в суды. УДО дали после встречи Путина с правозащитниками, на которой проговорили, что есть такие ребята, и цена вопроса там — три-четыре месяца.

И потом — я на фоне остальных мог как-то выделяться. Я когда посмотрел, что мне предъявляют, подумал, что это какая-то хрень, тем более спустя год после тех событий. Были все основания считать, что эта история создана по совокупности заслуг.

— Есть же мнение, что твоя посадка — это месть за Химки. (Гаскарова обвиняли в нападении на администрацию Химок 28 июля 2010 года в рамках акции протеста против вырубки Химкинского леса.)

— Та история больше задевала интересы каких-то региональных элит, подмосковной громовской (имеется в виду бывший губернатор московской области Борис Громов — прим. «Медузы») команды, которая к тому моменту уже исчезла. Я думаю, больше тут при чем Координационный совет оппозиции.

— Я имею в виду месть за то, что тогда ты в тюрьму не сел.

— Тогда НТВ сняло «Чрезвычайное происшествие» про то, что есть некие боевики, которые всегда вписываются, когда социальные конфликты, и, скорее всего, ими кто-то руководит. Первое время они, наверное, действительно пытались эту картину проверить, но довольно быстро поняли, что это не так. Потом мне вспоминали ситуацию на «Мосшелке», когда людей выселяли из общаги в центре Москвы, и когда в Цаговском лесу была история (в Жуковском, где живет Гаскаров, решили вырубить Цаговский лес, и он вместе с другими активистами пытался его защитить — прим. «Медузы»).

Просто на фоне общей пассивности мало кто что делает. Люди много пишут, критикуют, но действия как такового не предпринимают. Если ты где-то себя проявляешь за рамками [дозволенного] — а на тот момент дозволенными были митинги, — то это становится заметным, и может быть расплата. Я так это воспринимал, и нет причин считать это паранойей.

— Было интервью со следователем по Болотному делу, где он говорит, что ты был во главе людей в масках и капюшонах, которые потом прорывали цепочку.

— Есть некий имидж, который они создавали, а есть то, что предъявляли реально. Когда все началось, у меня был важный проект на работе — и мне вообще никак не хотелось садиться. Меня обвиняли, что мы находились в толпе, забежал ОМОН, возле меня стали крутить человека, и я этих омоновцев начал оттаскивать. Я подумал, что это полная фигня. Меня там даже не обвиняли, что я кого-то бил, и я сказал: «Давайте я все признаю, не вопрос. Единственное, что я не признаю, это участие в массовых беспорядках».

У них в качестве доказательства было видео. Это видео отдали на экспертизу, которая четко не указала, что это я, и ее можно было легко оспорить. Но я знаю, что там я на видео, и говорю: «Ребята, ладно, фиг с ним, допустим, я». Но они, чтобы закрепить это доказательство, придумали эту максимально глупую форму, когда тебя опознают люди из-за стекла — засекреченные свидетели, — а у тебя или адвоката нет возможности увидеть, кто там стоит. Ты сидишь в кабинете у следака, за окном что-то происходит, потом он выходит и говорит: «Тебя опознали». Ну хорошо, ладно.

Также был странный чувак из «Молодой гвардии» или какой-то такой кремлевской структуры. Они еще на акцию «Белое кольцо» приходили с гоп-компанией из футбольных фанатов и пытались напасть на известных людей из оппозиции. Мы там с ним как-то сцепились, он меня запомнил и пришел давать показания, что он был на Болотной площади, меня узнал, что я очень плохой беспокойный чувак и что якобы «коктейль Молотова» прилетел именно оттуда, где я находился. Но меня там не было. Все мои действия на Болотной зафиксированы на видео, и меня-то вообще не было в месте, где были прорывы. Мой эпизод происходит за полчаса до начала прорыва, то есть никаких беспорядков в этот момент еще не было.

Я думал, что я это на видео покажу и все будет нормально. Но вообще этот персонаж [из «Молодой гвардии»] своим приходом дал возможность ответить на вопрос о том, кто же все-таки мог заниматься на Болотной какими-то плохими делами.