Фрагмент разговора военного публициста, члена «Изборского клуба» Владислава Шурыгина с участником ЧВК «Вагнер».

В.Ш. Сколько ты пробыл?
ЧВК. Полгода.

В.Ш. Контракт полностью?
ЧВК. Полностью.

В.Ш. Ты ездил через Краснодар, я так понимаю?
ЧВК. Да. От музыкантов (?)

В.Ш. Из Краснодара какая география, куда ты?
ЧВК. Ты нумерацию отрядов знаешь?

В.Ш. Нет. ЧВК. Тогда и не буду говорить, в принципе, не суть.

В.Ш. Отряды — это были роты, батальон?
ЧВК. Расслабленный батальон или усиленная рота. 300 человек личного состава.

В.Ш. Куда ты попал дальше?
ЧВК. Мне сказали, что, учитывая мою репутацию, мне подойдёт самоё лихое подразделение этой организации. Очень талантливый командир отряда, замкомандира. Если сказать совсем кратко, остальные отряды очень быстро понесли потери и наступательный потенциал утратили. А наш отряд фактически все задачи в этой командировке и затащил.

В.Ш. Сколько вас было всего?
ЧВК. Точно не знаю. Несколько отрядов было. По нумерации их чуть больше. Одно время хотели набирать ещё больше отрядов, но потом отказались от этой мысли. Пытались делать ещё одну организацию — набирать людей с нероссийскими паспортами. Но барахлит, идёт через пень-колоду, я не знаю, получится, или нет. Короче, я слишком глубоко в вопросы, не касавшиеся моей компетенции, не вникал. Соответственно, силами нашего отряда прорвали полосу…

В.Ш. Командовал ветеран?
ЧВК. Ты имеешь в виду — ветеран боевых действий? Да, конечно. Он в этой организации чуть ли не с самого начала. И в Луганске он был, и Пальмиру один из отрядов под его командованием брал. То есть человек с большим опытом.

В.Ш. Вы там были по именам или по псевдонимам?
ЧВК. По позывным. По позывным всё. Иногда по имени — отчеству можно. Но в большинстве случаев по позывным нам удобнее. Сначала силами нашего отряда прорывали полосу «опорников» вражеских. Это по направлению на Акербат. Потом за два дня неполных наш отряд взял Акербат. Почему я говорю — наш отряд, потому что остальные, ну…стояли рядом и в этом веселье не принимали участия. Потом мы пробивали подходы к Евфрату, потом форсировали Евфрат. Опять же, наш отряд был на том берегу, все остальные остались на этом.

В.Ш. Расскажи впечатления об «игиловцах», о противнике вообще.
ЧВК. Большая часть тех, с которыми мы сталкивались, были русскоязычные наёмники — самые разные: таджики, узбеки, кавказцы. Я так понимаю, что их специально ставили против нашего отряда, потому что они в бою пытались прикинуться своими — и по рации, пароли нередко знали, понимали, о чём мы говорим, т.е. перехватывали радиопереговоры. Кроме того, они явно мотивированные. Человек, который припёрся в другую страну, явно более мотивирован, чем местный, которого принудительно забрили. Судя по внешнему виду, среди пленных, которых брали, довольно значительное количество составляют наркоманы со стажем. То есть, ему 30 лет, а он выглядит на все 50. И наш док тоже самое говорил, что много исколотых и в ломке валяются через пару дней.

В.Ш. Ты про русскоязычных?
ЧВК. Узбеки, таджики, киргизы, казахи. Русские тоже были, которые против нас стояли, но живьём взять никого не удалось. Предполагаем, что русские — по совокупности признаков. Тушняк был с надписью «не для продажи», тельняшки оставались после них, патроны 5.45. То есть очень много признаков, которые указывают на славян.

В.Ш. А не могли хохлы быть?
ЧВК. Хохлы? Они бы работали с оружием 7.62 или с натовским.

В.Ш. Почему? У них 5.45 — сколько хочешь.
ЧВК. Ну, очень хотели хохлов найти, но не попались нашему отряду, другим тоже.

В.Ш. То есть не было информации?
ЧВК. Была информация, но на уровне слухов, но чтобы реально поймать — не было

В.Ш. Сколько вы потеряли за полгода наступления?
ЧВК. 30- 200, по сотню — 300

В.Ш. Это только ваш отряд?
ЧВК. Да. Но и мы бились больше всех. Фактически за всех!

В.Ш. Получается, треть отряда выбыла из строя?
ЧВК. Ну, фактически — да. Если учесть, что взвод огневой поддержки, т.е. тяжёлое оружие и тыловики не теряли, считай, вообще никого, то штурмовиков — больше половины.

В.Ш. На чём? От чего?
ЧВК. Главным образом — стрелковое оружие. Артиллерии у противника было очень мало, совсем не сравнить с украми. Подрывы на минах носили единичный характер. То есть, как только мы прорвали полосу «укрепников», стали наступать, они масштабно минировать не успевали. Соответственно, главным образом — потери от стрелкового оружия.

В.Ш. Снайперы, или просто перестрелки?
ЧВК. Снайперы… возможно, что-то, что можно назвать снайперами, только один раз в Дейр-эз-Зоре, когда очень сильно наш взвод попал, буквально за день куча двухсотых -в голову, в грудь. И буквально на следующий день перебросили группу тяжёлых снайперов наши, бригадного подчинения. Я с ними работал. Они быстро забили пятерых человек, подловили группу «духов» с оптикой, выследили их ночью и «отоварили». И после этого такой плотный огонь точный прекратился, и всё. То есть это единственный случай применения снайперов.

В.Ш. Сколько тогда человек погибло?
ЧВК. У нас? Три «двухсотых» за день, и несколько тяжёлых «трёхсотых»

В.Ш. Если сравнивать с Донбассом, какие ощущения?
ЧВК. Совсем другая война. Во-первых, здесь у нас профессиональный личный состав. У всех минимум одна война, у кого три, у кого четыре. Второе — очень мотивированные люди. На Донбассе были разные, и когда начинался реальный жёсткий махач, многие сваливали. А тут, в общем, очень конкретные ребята, приятно работать. Исключительно толковое командование. От командира всё зависит. Вот в этом плане очень доволен. Средства связи — выдали. Радиостанции. Правда, маловато было, вооружение — то же самое, что на Донбассе, может, даже в чём-то хуже. По крайней мере, дали оружие.

В.Ш. Как ощущения от самих сирийцев?
ЧВК. Я с ними почти не общался. Ну, ездили в город, покупали медикаменты, когда командование отпустит, на всё подразделение. С военными — они отдельно, мы отдельно. Но есть такой момент. Я к сирийцам в Сирии относился нормально. Наши по-разному относились к сирийцам. Я исходил из того, что лишний раз трепать себе нервы на войне нет смысла поэтому старался позитивно относиться к «мирняку», относиться нейтрально к противнику. В отличие от бандеровцев, у меня особой ненависти нет. Ну, выполняешь боевую задачу

В.Ш. Пленные были?
ЧВК. Да, конечно.

В.Ш. Русскоязычные?
ЧВК. Да. Много было русскоязычных пленных.

В.Ш. Именно республики Средней Азии?
ЧВК. Ну, да. Прекрасно по-русски говорят. Были у нас здесь, работали строителями по всей России, а потом поехали туда заработать денег.

В.Ш. За деньгами? ЧВК. Да.

В.Ш. А мотивация — только деньги, или… Ч
ВК. Ну, один, помню, говорит: «Мы воюем за нашу веру». Я: «Интересно, какая у тебя вера?». Он: «Вера — это джихад». Я: «Любопытно. Ислам — знаю такую веру, знаю буддизм, христианство, а джихад — не знаю. Какие у вас положения, каноны?». В итоге объясняется всё просто — пообещали домик, двух жён и кучу денег. Вот с кем часто беседовал, мотивация сводилась к такому. Но, я думаю, придуряются. Убеждённого исламиста и в расход пустить могут. Нахрен он живой нужен? Потому в плену все сразу ноют — или «меня заставили», или «обманули». Кто скажет, что он идейный, ненавидит русских и хочет их убивать?

В.Ш. И что с ними дальше?
ЧВК. Их отвозили на допрос куда-то выше, к командованию. А что после беседы с ними было — даже не знаю. Были даже слухи, что депортировали обратно на родину, в Казахстан, Таджикистан, чтобы там их судили. Разумеется, наверняка были случаи, когда пленным не так везло. Но я скажу кратко — меньше знаешь, крепче спишь. Куда меня не просят, не лезу. Работаю строго в своём диапазоне

КР