Из той же нормы еды стало больше. Командовал мятежом-восстанием бывший полковник Капитон Кузнецов (выпускник Фрунзенской академии Генштаба, командовал полком в Германии). В штаб Кузнецова входили разные отделы: технический, оперативный, вещевой-продовольственный, военный, агитации и пропаганды, внутренней безопасности».
«Разведку» и «контрразведку» возглавил бывший лейтенант РККА и подпрапорщик РОА Глеб Слученков, представлявший зеков-уголовников. Руководство «отделом пропаганды» принял Юрий Кнопмус, не сумевший мобилизоваться на фронт из-за частично немецкого происхождения и во время оккупации служивший у немцев сельским старостой. Еще одним руководителем восстания был активный член Организации украинских националистов (ОУН, запрещена в России) Михайло Сорока. В общей сложности он провел в советских лагерях более 30 лет, а во время Кенгирских событий написал гимн восстания – «У гарячих степах Казахстану…».
Из наиболее радикально настроенных украинских и русских националистов формировались боевые отряды, вооружавшиеся заостренными пиками, самодельными гранатами из бутылок с горючей смесью, самодельными пистолетами, заточками и железными прутьями. Пытавшихся покинуть зону и перейти на сторону администрации зеков они самовольно убивали или сажали под арест.
Если верить содержанию материалов украинской журналистки Светланы Орел, написанных в 2009 году со слов активного участника событий экс-бойца УПА Владимира Караташа, «за все 40 дней восстания не было ни одного случая грабежа, насилия, воровства, межконфессиональных или межнациональных конфликтов». Восставшие выпускали стенгазеты, плакаты, листовки, составляли воззвания к солдатам и офицерам дивизии, окружившей «свободную территорию».
Свои обращения к жителям Кенгира они по ночам рассыпали в жилых кварталах с помощью воздушных змеев.
Как утверждал Караташ, украинцами являлись не менее 3/4 мятежников. А единственной группой, изначально отказавшейся от любого противодействия властям, стали 80 свитедетей Иеговы (запрещены в России) из Молдавии и Бессарабии. «Поразительное спокойствие» этих людей в самый горячий период произвело сильное впечатление на некоторых других узников, в результате чего после восстания свидетели смогли пополнить свои ряды.
«Утром 17 мая возле нашего барака начались волнения — трем ребятам как-то удалось бежать за зону тюрьмы, их, конечно же, догоняла охрана, — рассказывала украинка Анна Людкевич, содержавшаяся в Степлаге вместе с сестрой и впоследствии ставшая женой Караташа. — Девчата быстренько сориентировались и сделали живую ограду, взявшись под руки, а на груди — ладони в замок. Чекисты приказали разойтись. Увидев, что мы не слушаемся, гадко матерились и стращали, что будут стрелять. Мы стояли.
Охранники начали стрелять поверх голов. Стало страшно, но мы не отступили.
Тогда приехали пожарные и начали из брандспойтов поливать нас холодной водой. Спустя какое-то время автоматчики и пожарные отступили. Эта наша маленькая победа придала сил и надежды, еще больше сплотила девчат».
Кенгирское восстание осталось единственным в истории, когда мужская и женская зоны слились в единое целое – женщин оказалось чуть менее половины от поддержавших акцию заключенных. Восставшие несколько раз вступали в переговоры с властями, которых на первом этапе представляли замначальника ГУЛАГа и представители силовых ведомств Казахстанской ССР.
Общими у разных категорий мятежников были следующие требования: расследовать и привлечь к ответственности виновников применения оружия 17 мая; разрешить заключенным в порядке колонизации свободное проживание в местах работы вместе с семьями; разрешить свободное общение с женской зоной; сократить сроки для 25-летников; два раза в неделю выпускать зеков в город и так далее. Многократно зеки просили пригласить для общения члена Президиума ЦК КПСС.
В «комиссии заключенных» начались разногласия по поводу переговорного процесса: украинцы и литовцы настаивали на максимально жестком характере взаимоотношений, в то время как Кузнецов предлагал выполнять уже достигнутые договоренности и планомерно двигаться дальше.
Действия советского руководства дают основания предполагать, что в течение значительного времени конфликта коммунисты делали вид, что планировали погасить мирным путем. Из Москвы за ситуацией следили глава МВД Сергей Круглов, председатель КГБ Иван Серов и генеральный прокурор Роман Руденко, а непосредственно на место происшествия 25 мая прибыла внушительная делегация в составе замминистра внутренних дел Сергей Егоров, начальника ГУЛАГа Иван Долгих, прокурорских и милицейских работников.
«На «Дугласах» прилетели более важные генералы (казахстанские ничего не смогли добиться). Результатов никаких, — иронизировал Стефановский в своем труде. — Когда один из генералов как-то обронил о врагах здесь, Слученков звонко ответил: «А кто из вас не оказался враг? Ягода — враг, Ежов — враг, Абакумов — враг, Берия — враг. Откуда мы знаем, что Круглов лучше?»
Сломить сопротивление планировалось путем разложения атмосферы среди заключенных. По радио регулярно транслировался призыв Долгих прекратить восстание, арестовать организаторов и выйти на работу.
Хрупкое равновесие нарушило совместное обращение министра строительства предприятий металлургической и химической промышленности СССР Давида Райзера и министра цветной металлургии Петра Ломако в Совмин с выражением недовольства из-за срывов плана по добыче руды Джезказганским рудником. Министры просили главу правительства Георгия Маленкова обязать МВД навести порядок в лагере в десятидневный срок. Тот поручил Круглову «принять необходимые меры».
В половину четвертого утра 26 июня на территорию зоны ворвались танки. Часть зеков оказала ожесточенное сопротивление.
«Бился 3-й лагпункт — тот, который и начал (он был из двадцатипятилетников, с большим перевесом бандеровцев). Они швыряли камнями в автоматчиков и надзирателей, наверно, и серными угольниками в танки. О толченом стекле никто и не вспомнил. Какой-то барак два раза с «ура» ходил в контратаку, — писал Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». — В небе развернулись ракеты на парашютах, ракеты взвились и с вышек — и наблюдатели на крышах бараков не пикнули, снятые пулями снайперов. Ударили пушечные выстрелы! Самолеты полетели над лагерем бреюще, нагоняя ужас.
Прославленные танки Т-34, занявшие исходные позиции под маскировочный рев тракторов, со всех сторон теперь двинулись в проломы.
За собой одни танки тащили цепи колючей проволоки на козлах, чтобы сразу же разделять зону. За другими бежали антифашистские штурмовики с автоматами в касках (и автоматчики, и танкисты получили водку перед тем. Какие б ни были спецвойска, а все же давить безоружных спящих легче в пьяном виде). С наступающими цепями шли радисты с рациями. Генералы поднялись на вышки стрелков и оттуда при дневном свете ракет подавали команды: «Берите такой-то барак! Кузнецов находится там-то!»
Как указывал Солженицын со слов участников восстания, «танки давили всех попадавшихся по дороге, притирались к стенам бараков и давили тех, кто виснул там, спасаясь от гусениц», а также били внутрь бараков холостыми пушечными выстрелами.
К 5 утра основная фаза операции завершилась. Потерь у военных не оказалось. Порядка 40 солдат получили легкие травмы и ушибы.
Участники вооруженного сопротивления, равно как и поддерживавшие их, были отправлены в другие лагеря. Достоверно известно, что казнены были Слученков и Кнопмус и несколько воевавший в УПА еврей Гирш Келлер. Остальным руководителям восстания смертные приговоры, скорее всего, были заменены на тюремное заключение. Так, Кузнецову добавили 25 лет, а Сорока дожил в советских лагерях до 1971 года.
По материалам Газеты
