Мы с коллегой Липкиндом оставили свои фуры у черногрязского блокпоста. Здесь ситуация более-менее контролировалась, так что за сохранность груза – в случае чего – мы могли не слишком волноваться.

К Москве, сдав паспорта граждан РФ и получив взамен по символическому страховому полису от МАСО, наша группа приближалась на раздолбанном такси.

Напряжённый шофер высадил нас за километр от бывшей МКАД. Запросил, как всегда, много, но получил соразмерно. Мы с Липкиндом не туристы – мы дела делаем и меру знаем.

— Прадед мой фронтовым шофёром был, — зачем-то сказал бомбила на прощание и дал по газам.

Мы огляделись – Химки как были полустанком на подходе к столице, так им и остались. Руины «Икеи» — незадолго до БП её таки отжали у «иностранных партнёров» и переименовали в «Имран» — намекали на когда-то оживлённую торговую жизнь райцентра. Теперь всё прошло.

Стараясь держаться поближе к остаткам зданий, мы быстро шли, практически бежали, в сторону МКАД. Вскоре дорогу нам преградил человек в камуфляже и новеньких берцах. Равиль – он-то нам и был нужен.

На самом деле, как говорит Липкинд, никакой он не Равиль. Так – Лев. Но в современной Москве выгодней быть Равилем, чем Львом. Почти все липкиндовские родные-близкие, оставшиеся в мегаполисе, за последний год переименовались. О тех, кто не успел, приходят плохие вести. По крайней мере, Липкинд на это жаловался.

Равиль не стал размениваться на рукопожатья, а скупо кивнул в сторону заброшенного поста ГИБДД. Двигаться здесь нужно было ещё бодрее, во избежание непоправимой очереди из автомата.

Равиль быстро побежал впереди, мы следовали сзади. Преодолев открытое пространство, взмокший проводник остановился в деревьях и поморщился — мозоли. Не было у нашего провожатого специального раба для разнашивания обуви – не заработал ещё. Пришлось передохнуть.

Мотоколяска Равиля была запрятана в развалинах бывшего «Ашана», ныне – «Равшана». Густо пахло тухлым мясом.
— Скотомогильник, — пояснил проводник.

Липкинд хмыкнул. И то верно – в былые толерантные времена иудеи даже себе не позволяли так отзываться о мусульманских кладбищах. Но сейчас-то другие деньки наступили – для современного Москвабада свалка трупов на свежем воздухе давно обыденность.

Липкинд нежно, но крепко обнял Равиля за талию, я отчуждённо разместился в коляске драндулета. Погнали.
Путь протекал довольно спокойно – разве что какой-то одинокий экстремист стукнул по нам одиночным из зелёнки Речного вокзала.

**

У ТЦ «Метрополис», что у бывшей станции бывшего метро «Войковская», незадолго до БП переименованной в «Ипатьевскую», пришлось тормознуть.

— Гамарджобат, — гостеприимно выглянул из-за бетонных блоков, на две трети перегораживающих проезжую часть, низкорослый боевик очень плотного телосложения.

Равиль спешился и пожал руку сторожевому, затем показал рукой на нас:
— Бизнес приехал.
— «Релиф», «Мезим»? – спросил грузин.
— Сколько нужно? – деловито поинтересовался Липкинд.
— Ящик того, ящик того.

Липкинд кивнул, зафиксировал заказ в записной книжке и снова вопросительно глянул на боевика. Тот отрицательно покачал головой и отошёл в сторону.

— Доставка послезавтра, прайс тот же, — уточнил Липкинд.
— Гмадлобт, — кивнул грузин.
Равиль аккуратно миновал заграждение и ускорился.

**

Наша следующая остановка в районе, ранее известном как Сокол, оказалась не столь краткой.

Равиль прижался к обочине близ остова института Гидропроекта:
— Дальше пешком.
— Почему? – удивился Липкинд. Раньше мы спокойно доезжали прямо до посёлка художников.
— Распоряжение местного имама, дальше грязные неверные животные ходят ногами, — пожал плечами провожатый.
Но не успел Липкинд вздохнуть от неожиданного огорчения, как с бывшей улицы Алабяна, ныне проспекта Бараева, аппетитно качнув бортами в повороте, вылетела «Шевроле Тахо». «Ваха» — прочитал я на двери вместо названия модели, когда махина резко остановилась рядом с нами.

Стекло левой пассажирской двери плавно опустилось, из сумрака салона показалась наглая бородатая морда.
— Почему без машины? – полуглумливо, полувежливо поинтересовалась она.
— Не положено. Азохен вей, я еврей, — пошутил Липкинд.
— Йопта нах, я вайнах, — в тон ему ответил Шамиль, давний знакомый моего коллеги. Ну как – давний – четыре года назад мы вели переговоры с его предшественником, покойным Салманом. Летит время.

Двери распахнулись, я и Липкинд легко поместились в утробе «Шевроле». Равиль остался скучать у своего средства передвижения.
— Как бизнес? – Шамиль цепко всматривался в выражение лица приятеля.
— Худо-бедно, — Липкинд был непроницаем.
— Это хорошо, — чуть невпопад ответил чеченец. – Приехали.

Мы вышли из внедорожника прямо в толпу вооружённых головорезов, собравшуюся у полевой кухни. Пахло жижиг-галнышками.
Мы вежливо отказались от угощения и огляделись. Недалеко валялось какое-то тело с перерезанным горлом.
— Это я его, — поделился рядом стоящий юнец. – Вторгся на территорию сокольской Ичкерии.
— С территории хорошёвской Ичкерии, — уточнил Шамиль. – Эти собаки из тейпа Бухой совсем страх потеряли.
— Итак, приступим, — Липкинд не стал давать оценку обострившемуся противостоянию и достал перечень имеющихся у нас товаров. Шамиль технично перехватил бумажку и стал диктовать заказ.
— Сто двадцать банок ставропольской тушёнки, двадцать банок краснодарской томатной пасты, тридцать полторашек ессентуков номер четыре, картошки тамбовской полтонны. Пока хватит.
— Есть одна ретро-вещица – каталог «Чеченавто», — услужливо подсказал Липкинд. Шамиль даже не улыбнулся:
— Мы без комплексов – зарежем на раз.
— Извини мою бестактность, — Липкинд понимающе поднял руки ладошками вверх.

Головорезы засуетились – приближалось время намаза. Шамиль что-то крикнул Вахе, мы пообещали всё доставить послезавтра и были отвезены обратно к Равилю. День только начинался.

**

Над прохладным утренним Москвабадом вольно растекались призывные крики муэдзинов. То тут, то там среди аварийных домов мелькали группки правоверных. Равиль инстинктивно пригибался к рулю, воодушевлённый же последней сделкой Липкинд, напротив, принимал воинственный вид.

— А ведь в этот день много-много лет назад наши герои показали себя в Дейр-Ясине. Спасибо деду за те рейды! – кричал мой коллега, уверенный в том, что его никто не слышит. И то – надрывный пердёж маломощного движка спасал наши жизни.
Но на подъезде к Отрадному расчётливый Липкинд затих и сосредоточился.

Представительная делегация ожидала нас в кафешке «Ласковый Ярдям».
— Мир вам, — приветствовал собравшихся Липкинд. Главный кивнул на стул чуть поодаль от общего стола. Липкинд понимающе присел и приготовился записывать. Подававшие еду женщины недружелюбно косились на еврея и любопытно поглядывали на меня.
Имам-хатыб положил перед собой список покупок и начал диктовать, периодически поправляясь: этого не надо, а это добавь, этого побольше, а этого поменьше. Мой коллега молча фиксировал заказ, но икры его подёргивались, что свидетельствовало о крайнем раздражении. Один из крупнейших москвабадских клиентов снова оказался не слишком готов к общению с посредниками, чьё время было дорого.

Наконец, диктант подошёл к концу. Главный нарочито левой рукой кинул в сторону Липкинда пачку денег на накладные расходы. Еврей ловко подхватил бабки на лету и, встав с сиденья, оказался нос к носу с приближённым имам-хатыба. Тот, тайком засунув бумажку в карман делового партнёра уммы, еле слышно прошептал:
— Это личное распоряжение.

Коллега кивнул и немедленно двинулся к выходу, не оглядываясь. «Бача бази», — как всегда кратко значилось в бумажке.
— Жрёт, он их, что ли? – риторически поинтересовался Липкинд за дверью.
— Не жрёт, — предположил я.