Продолжение интервью с начальником штаба АТО Виктором Назаровым. В первой части он рассказал о своей роли в подготовке операции, в результате которой 14 июня вблизи луганского аэропорта сепаратисты сбили украинский Ил-76, и о событиях, предшествовавших операции.

— Возвращаясь к истории ухода группировки Стрелкова-Гиркина из Славянска в Донецк, почему сепаратистов не уничтожили при отступлении?

— Надо понимать, что наши силы и средства были ограничены, а территории были такие огромные, что их физически нельзя было перекрыть. Проблемы с оснащением наших войск, видимо, вам известны. У нас практически нет средств разведки, приборов ночного видения и тепловизоров. Поэтому наши возможности по ведению боевых действий ночью очень ограничены.

— Вопрос не в том … В СМИ была информация, что руководство АТО имело четкие координаты маршрута ухода группировки Гиркина, но, несмотря на это, военные не нанесли прицельный удар.

— Это бред. Мы вели огонь по рубежам и участках, где ожидали прогнозируемой появления противника, но это была стрельба «вслепую». Потому что мы не имели разведки и возможностей вести наблюдение.

В этой ситуации нельзя винить ни командование, ни, тем более, наши подразделения, так как на огромной территории мы действовали ограниченным составом сил и средств. Соотношение было не в нашу пользу. К тому времени в Стрелкова было почти 5,5 тысячи бойцов, которые находились в этом районе. У нас столько не было.

То есть блокировка и окружения выполнялось меньшими силами и средствами, чем те силы, которые были в населенном пункте и осуществляли его оборону. У нас в этом районе были части Нацгвардии, 95-, 79-25-я и 24-я бригады. Итого — около 2,5 тысячи.

— По вашему профессиональному мнению, было целесообразным ввести военное положение еще в мае?

— По моему мнению, этого не нужно было. Его введение делает невозможным проведение выборов, что было бы абсолютно на руку Российской Федерации. Они продолжали бы распространять информацию, что украинское правительство нелегитимно. Состав Верховной Рады предыдущего созыва никогда не дал бы возможности внести изменения в закон, чтобы изъять норму о запрете проведения выборов во время военного положения. Насколько мне известно, такая попытка была, но ее не поддержали даже на уровне внесения на рассмотрение.

— Но так мы называли вещи своими именами — продолжаются боевые действия.

— АТО в рамках законодательства — это, в принципе, легитимная основа для использования оружия.

— АТО — это краткосрочная локальная операция.

— Действительно, такая операция должна происходить локально, в течение короткого времени, а реально уже проведено 40 операций и продолжаются систематические боевые действия. Да, это надо понимать. С другой стороны, как называть такие операции? Военными операциями? Тогда мы должны признать, что это агрессия, объявить по России состояние войны со всеми. Насколько к этому готово общество, европейское сообщество, все другие институты?

Российская Федерация сразу заявила бы, что Украина объявила ей войну. Мы фактически сыграли бы россиянам на руку. Они этого и добивались, когда «лупили» «Град» по нашим позициям со своей территории, ждали, что мы откроем огонь, чтобы потом заявить: вот, по нам стреляют.

На той же высоте, на которой был сбит малайзийский «Боинг», следовавший российский самолет, и если бы сбили его — это дало бы России официальный повод для широкомасштабного вторжения.

— Когда летом руководство АТО планировало операцию по перекрытию границы с Россией, вы принимали во внимание, что россияне начнут обстреливать наши части с «Градов» со своей территории?

— Скажу откровенно: мы ожидали от Российской Федерации любых провокаций, в том числе открытого наступления, развязывания агрессии. Не скажу, что мы не принимали во внимание, что россияне начнут вести огонь со своей территории, но чтобы мы на 100% исходя из этих расчетов, такого тоже не было. Потому что это достаточно дерзкий метод ведения войны.

— Результатом стало уничтожение наших частей под Зеленополье. Кстати, когда говорят о «котел» под Зеленополье, главная претензия к руководству АТО — почему до этого не установили контроль над Саур-Могилой, из которой потом сепаратисты расстреливали наши части?

— Коридор вдоль границы мы пробивали на выполнение требования европейского сообщества. Они сказали, что начнут нам помогать, когда возьмем контроль над границей. Командование было не слишком счастливое от этого, потому что мы понимали, что, по сути, сталкиваемся, как мишени, на огонь с двух сторон. Когда обстрелы были только со стороны сепаратистов — это не было проблемой. Однако 11 июля россияне расстреляли наши части под Зеленополье со своей стороны.

Для России это была точка невозврата, они поняли, что даже поставляя вооружения и свои подразделения сепаратистам, все равно не контролируют ситуацию. И тогда, судя по всему, было принято политическое решение обстреливать нас со своей территории.

Руководство АТО часто обвиняли, что он ничего не делало, чтобы спасти бойцов, которые оказались в окружении. Надо понимать, что вывести из периметра более 160 км войска и силы одним росчерком пера невозможно. Необходима подготовка. Поэтому был рейд 95-й бригады.

Она пробила коридор, расчистила район вокруг Саур-Могилы, взяла под контроль основные точки, обеспечила наведения соответствующих переправ, и все это дало возможность тем силам — более 2000 личного состава и 250 единиц техники — беспрепятственно фактически без потерь выйти из окружения и уйти далее для восстановления боеспособности. Но с этого момента стало понятно, что мы не сможем контролировать границу в таких условиях, если мы не берем на себя ответственность отвечать огнем на огонь русской артиллерии, на их территории.

— Так же очень много претензий к руководству АТО по поводу «котла» под Иловайском.

— После того, как были успешно проведены операции по освобождению Славянская, Дзержинска, Лисичанска, городов по линии Артемовск — Дебальцево, Попасная и наши части вышли к Горловки, Донецка, в Генштабе Российской Федерации поняли, что мы четко идем по основным транспортным коридорам , а наша цель — рассечение сил противника или их блокировки в условиях окружения и уничтожения по частям. Они не могли этого допустить, поэтому ввели свои регулярные части на территорию Донбасса.

Сейчас Иловайск называют трагедией. Безусловно, с точки зрения потерь — это больной вопрос, но если мы говорим о военном искусстве, то оно не имеет таких категорий, как «трагедия». Зато есть категории «поражение» и «победа».

— Это поражение.

— Я с вами не соглашусь. Задача стояла — взять Иловайск, хотя взятие Иловайска не обеспечивало в 100% окружения Донецка. Проведем исторические параллели: чем была битва под Бородино?

— Поражением.

— Посмотрите на эти события под другим углом. Битва под Бородино не закончилась полным разгромом русской армии. Так, армия отошла, Наполеон взял Москву. В тактическом плане это было поражение. Но если говорить о стратегии, то это была победа. Потому что это позволило сохранить армию, это дало возможность в дальнейшем навязывать свою инициативу противнику. Даже ценой потери Москвы. В случае Иловайская уместно провести такие же параллели.

Тактически мы не взяли Иловайск, а стратегически Российская Федерация поняла, что наступательные операции связаны с очень большим риском, потому что они не представляли себе возможности наших Вооруженных сил. Ожесточенные бои, которые продолжались и в Иловайске, и в районе Луганска, и в районе Дебальцево, позволили нанести существенные потери силам противника, остановить их дальнейшее продвижение.

— Самой большой проблемой здесь было, что мы не смогли обеспечить отвод своих сил, потом был «котел» и сотни смертей …

— Подождите, давайте разберемся, здесь речь идет об ошибках командования, идет ли речь о договоренности, которые вело командования группировки в районе Иловайская с соответствующими представителями Российской Федерации, ведь они если не гарантировали, то, по крайней мере, обещали сделать «коридор».

Но, в конце концов, все случилось по-другому. С начала это не был классический прорыв. Если идет прорыв, то военные движутся в определенной боевой построении, но когда они идут колоннами, то это уже другая ситуация.