По данным еврейского центра «Сова», мониторящего применение антиэкстремистского законодательства в России, в 2015 году за посты и репосты во «ВКонтакте» к уголовной ответственности привлекли 119 человек. Для сравнения: за пост на фейсбуке преследовали одного человека, а в «Одноклассниках» — троих. В 2016-м новости о новых уголовных делах появляются почти каждый день. Из последнего: 1 июля на жителя Севастополя завели уголовное дело за экстремизм, обнаруженный в его высказывании в адрес болельщиков «Спартака»; 4 июля суд в Перми оштрафовал местного жителя по статье УК РФ о реабилитации нацизма — за «ложные сведения о нападении СССР на Польшу». В обоих случаях речь вновь шла о постах во «ВКонтакте». «Медуза» попросила экспертов объяснить, почему в центре внимания следователей оказалась «ВКонтакте», а не другие социальные сети.
Саркис Дарбинян, Глава юридической службы общественной организации «Роскомсвобода»:
Тренд на цензуру в соцсетях зафиксирован нами еще в 2012 году. Сегодня все предпринимаемые меры сводятся к тому, чтобы перейти от плана А — «цензурирование со стороны уполномоченных госорганов» — к плану Б: «введение самоцензуры». Чтобы руководители пабликов и групп в социальных сетях и, конечно, владельцы аккаунтов сами цензурировали ту информацию, которую они выкладывают.
Чаще всего в соцсетях у нас привлекают по 280-й (призывы к экстремизму) и 282-й (экстремизм) статьям УК за так называемые экстремистские высказывания, связанные с Украиной и Сирией. И чаще всего эти дела касаются пользователей социальной сети «ВКонтакте». Она очень удобна нашим правоприменителям, потому что принадлежит российской Mail.ru Group. А значит, правоохранительным органам несложно получить любую информацию по интересующему их пользователю. «ВКонтакте» беспрекословно исполняет закон об организаторах распространения информации — так называемый закон о блогерах. Он обязывает администрацию социальной сети собирать и хранить все логи, все регистрационные данные пользователей в течение шести месяцев. И если Facebook и Twitter не спешат делиться этой информацией, «ВКонтакте» передает ее властям по первому требованию. А без этих данных невозможно сшить уголовные дела и доказать виновность в уголовном судопроизводстве.
Только за 2015 год мы увидели порядка 200 уголовных дел, заведенных за распространение информации; было около 20 приговоров с реальным лишением свободы за высказывания в соцсетях. Я предполагаю, что это только начало. Пока правоохранительные органы используют в основном две статьи Уголовного кодекса, связанные с экстремизмом, но ведь есть еще огромное количество других статей, за которые тоже могут начать привлекать. Это непаханое поле.
Нужно еще отдельно отметить, что наши правоприменители никак не различают понятия «пост», «репост» и «ретвит». А по международным стандартам никто не должен привлекаться за распространение материалов, автором которых он не является. У нас эта норма не соблюдается.
Практически в каждом деле из этого списка — одна и та же процедура сбора доказательств. Речь идет о так называемых экспертизах, сделанных аффилированными со следствием лицами; что, кстати, является отдельной проблемой в доказывании вины, потому что судопроизводство начинает напоминать битву экспертов. Суд не хочет принимать никаких собственных субъективных решений и самостоятельно оценивать контекст и фразы, указанные пользователями. Он фактически полностью полагается на заключения экспертов, которые связаны с организациями при Министерстве юстиции, при правоохранительных органах, и каждый раз приходит к одному и тому же выводу: пост ведет к разжиганию социальной розни, к возбуждению ненависти. Привлечение по этим статьям тесно связано с политической и внешнеполитической ситуацией и используется для того, чтобы понизить градус высказываний пользователей социальных сетей.
Дело Антона Носика наглядно продемонстрировало, что никто не защищен от этого; что даже за выражение согласия с политикой российских военных в Сирии можно получить срок. Вообще система работает очень рандомно. Иногда на скамью подсудимых попадают гражданские активисты, иногда оппозиционеры, но очень часто это обычные пользователи, которые в принципе не занимаются никакой политической и общественной деятельностью. Это можно объяснить «палочной» статистикой, которую ведут правоохранительные органы: в конце каждого года им нужно отчитаться по количеству преступлений, совершенных в социальных сетях, и их должно быть удовлетворительное количество. Причем некоторые регионы занимаются подобного рода делами с особым рвением: Северный Кавказ, Краснодарский край, Татарстан, Чувашия, Поволжье. Оттуда мы видим самое большое количество дел; меньше их поступает из Восточной Сибири, с Дальнего Востока. Скорее всего, это можно объяснить внутренними распоряжениями, которые исходят от глав региональных управлений МВД.
Что с этим делать? На днях интернет-омбудсмен Дмитрий Мариничев собирал всех экспертов в области хейт-спича — юристов, представителей интернет-отрасли. И мы пришли к выводу: некоммерческим правозащитным организациям, которые постоянно мониторят эти проблемы, нужно объединяться и писать коллективные обращения в пленум Верховного суда, чтобы пленум собрался и дал разъяснения по порядку применения указанных статей. Это может быть более эффективным методом для того, чтобы на местах суды не соглашались с огульными обвинительными заключениями.
Сергей Смирнов, Главный редактор сайта «Медиазона»:
У нас в стране созданы все условия для того, чтобы сажать людей за репосты. Полиция или ФСБ (они тоже могут заводить дела за репосты, если речь идет об угрозе террористических актов) просто отрабатывают эти случаи, чтобы набрать дел для статистики. И я боюсь, что именно в такой советской плановой логике и решаются вопросы о возбуждении уголовных дел. Условно говоря, Москва сказала регионам — обращайте внимание на репосты и на 280-ю и 282-ю статьи, вот они и обращают. Сначала было много дел по разжиганию ненависти: 282-я более активно использовалась. Потом на повестку дня вышел вопрос о сепаратизме — много крымских дел. Это такая инерция большой правительственной машины, для которой нет разницы, кого сажать; нужно просто показать начальству, что идет борьба с экстремизмом.
Так сложилась целая практика привлечения к уголовной ответственности за высказывания в интернете. Заметьте, пользователей каких социальных сетей обычно привлекают: в 90% случаев — это «ВКонтакте». Почему? Потому что «ВКонтакте» всегда идет навстречу следствию. А еще, и это кажется мне даже более существенным, сами оперативники сидят в этой соцсети. «ВКонтакте» они знают гораздо лучше фейсбука или твиттера, им там проще работать. Но это лично мое объяснение.
Экспертизы в этих делах обычно делаются одними и теми же специалистами. Одни и те же люди устанавливают мотивы разжигания ненависти, определяют, что такое экстремизм. При этом они совершенно не дифференцируют понятия «пост» и «репост», для них важен сам факт размещения статьи или высказывания на странице. А если для экспертов здесь нет никакой разницы, то что говорить о полиции, которая работает с ними в одной связке. Есть, конечно, еще независимая экспертиза, но суд ее не принимает во внимание.
