15 лет назад, 25 июля 2002 года, президент Владимир Путин подписал закон «О противодействии экстремистской деятельности». Тогда правозащитники приняли его скептически, но все же массово не критиковали. Сейчас количество приговоров по «экстремистским» статьям растет чуть более чем в арифметической прогрессии, список экстремистских материалов же разрастается в прогрессии геометрической. Защитники свободы слова все чаще говорят о необходимости если не полной ликвидации «антиэкстремистского» законодательства, то хотя бы о его кардинальном пересмотре.
Закон критиковали и международные организации, которые заметили в пространных формулировках широкие возможности для злоупотребления полномочиями. Градус дискуссий повышается, сидящих по 282-й называют по-разному: от «отморозков» до «политзаключенных». Эволюция российского «антиэкстремистского» законодательства, самые громкие дела и экспертные мнения — в материале «7×7».
Впереди Европы
Весной 2017 года Совет Европы выпустил доклад о ситуации в тюрьмах стран-членов. Россия заняла первое место по количеству заключенных на душу населения: из 100 тысяч человек сидит почти 450, почти каждый двухсотый житель. Каждый четвертый из заключенных попадает в тюрьму из-за наркотиков. Примерно столько же людей отбывает срок за убийство. О попавших за решетку по «антиэкстремистскому» законодательству в докладе не упомянули. Но, по мнению экспертов, это не значит, что такой проблемы в России не существует. В Европе против «экстремистов» в год заводят единичные дела. В России за 2016 год более 650 человек стали по приговору суда экстремистами.
— Статья 282 включает в себя целый перечень действий, но в последние годы порядка сотни приговоров касаются именно экстремистских высказываний. В европейской практике счет идет на единицы, хотя по букве законы не сильно отличаются друг от друга. Так получается потому, что наш российский суд просто забывает оценить меру общественной опасности, хотя это прямо прописано в Уголовном кодексе.
Степень опасности при этом складывается на практике, когда достигается общественный консенсус. В России же анализируется только содержание высказывания, после чего выносится приговор. На количество и качество аудитории, ситуацию, при которой была произнесена фраза, и авторитетность спикера среди своих слушателей суды не обращают внимания.
— Можно призывать истреблять синиц. Это высказывание некрасивое, но оно не вызовет массовой ненависти в обществе к синицам. А если бы это относилось к таджикам, это имело бы совсем другой смысл.
Еще одна 282-ая для Тесака, на этот раз за книгу «Реструкт»;
Максима Марцинкевича закрыли на 5 лет строгого за видеообзоры фильмов.
Судебную практику пытались изменить, но безуспешно. Александр Верховский предлагал рассмотреть вопрос общественной опасности деяния в экстремистской сфере на рабочей группе Верховного cуда в августе прошлого года, но понимания не нашел.
— Этот пункт [повестки] вызвал наибольшее отторжение. Почему-то все настаивали, что Верховный cуд не должен делать никаких разъяснений и что все, что больше двух, — все публично. Думаю, это связано с нежеланием работать над проблемой, потому что здесь невозможно придумать простой ответ. А попытка ввести ограничения — это посягательство на их отчетность. Раньше, когда «экстремистов» было в 10 раз меньше, правоохранителям лучше жилось. Но систему отыграть назад сложно, если только кто-то вышестоящий, в идеале — президент, не примет какое-то стратегическое решение. А так, экстремисты есть, а достижения результатов государственной безопасности — нет, — считает Верховский.
Опубликовать картинку с Тесаком и Пушкиным стоит 200 000 рублей по прайсу мосгоркривосуда.
Кошмар библиотекарей
— У нас еще есть этот странный список экстремистских материалов. Такого нет больше нигде, кроме пары стран, которые это у России «содрали». Идея, что надо запретить какие-то книги и видеоролики и они исчезнут, — дурацкая, — продолжает перечислять проблемы «антиэкстремистского» законодательства Александр Верховский.
Ещё одна 282-ая для учителя из Орловской области за стихи про Украину.
Список запрещенных материалов из года в год растет. Зачастую они даже не имели широкого распространения — их обнаружили правоохранители на страницах пользователей социальных сетей с парой десятков подписчиков или вовсе изъяли с персональных жестких дисков. Сам список тоже вызывает вопросы, потому что в перечень попадают неидентифицируемые файлы, названия которых состоят, например, только из цифр, или же сатирические материалы, которые полиция восприняла абсолютно серьезно.
Человек может и вовсе не догадываться, что с какой-то минуты начинает нарушать закон. Особенно если он — библиотекарь, который ничего не пишет и не публикует, а просто заведует книжным фондом.
В РФ даже библиотекари становятся «экстремистами».
И это хоть и самый яркий, но далеко не единичный случай.
От терроризма до свастики на заборе
С тех пор, как появился закон, я перестал пользоваться термином «экстремизм» как описательным. Есть распространенное мнение, что экстремизм — это когда люди придерживаются крайних взглядов и методов. Вопрос всегда в том, что считать крайним. То, что одному в самый раз, другому — экстремизм. К сожалению, общей договоренности по поводу термина не существует.
В российском определении экстремизма — перечисление разнообразных действий, любое из которых классифицируется как экстремистское. По мнению экспертов, он слишком разнороден, чтобы быть рабочим инструментом, потому что он начинается с терроризма, попытки государственного переворота, а заканчивается рисованием свастики на заборе. И когда говорят об угрозе экстремизма, не совсем понятно, что конкретно из всего вышеперечисленного имеется в виду.
Терроризм, попытки государственного переворота, преступления по мотивам ненависти — все это, по словам экспертов, прекрасно осмысляется законодательством и без какого-либо обобщающего слова.
Возможный вариант корректировки российского определения экстремизма — добавить уточнение о «насилии», как это сформулировано в Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом, которую в том числе подписала и Россия.
Похожее толкование дает и Европейский суд по правам человека. Например, в деле «Джейлан против Турции» в 1999 году он постановил, что высказывания, вызывающие рознь, но не призывающие к насильственным действиям, нельзя признавать экстремистскими.
Разная рознь
В определении экстремизма есть ряд сомнительных элементов. Например, «возбуждение социальной розни». Просто непонятно, что это значит. Профсоюзные активисты по роду своей деятельности возбуждают некую рознь между работниками и менеджментом. Они за это зарплату получают, они ради этого и существуют. Являются ли все профсоюзы автоматически экстремистами? Видимо, нет.
Калининградский кривосуд арестовал по 282-й Александра Оршулевича.
Другой расплывчатый и более масштабный пример — то, что называется «возбуждением религиозной розни» и «утверждением превосходства одной группы над другой». Но религиозным деятелям свойственно утверждать о превосходстве их вероисповедания. В «Сове» о делах против православных или католических священнослужителей не знают, зато других примеров могут привести достаточно.
Даже еврей Верховский признался, что по антиэкстремистским законам РФ можно посадить всех.
В июне «Левада-центр» провел опрос, в котором 80% респондентов заявили, что такому решению даже рады, большинство — потому что не одобряют деятельность сект.
Свидетели Иеговы разжигали межконфессиональную вражду в Челябинске;
В Нижегородской области поиски очередного «экстремиста» завершились конфузом в суде.
Помощь или рэкет
Если список экстремистских материалов — это российское нововведение, то запрещенные организации — практика повсеместная. Но и здесь эксперты видят проблему — в криминализации участия в группировках. Даже если речь идет, например, об откровенно террористической группировке.
Признаны «экстремистскими» Рубеж Севера и фанатская фирма «ТОЙС» (The Opposition Young Supporters).
